И торжество познания, лишь только разуму присущего,
Рождает всплеск престиссимо, чтоб мыслью быстротечною
Преобладать над скоростью течения начал грядущего
Путём послевоздействия величиной конечною.
Мы движемся недвижимо в пространства формы облачённые,
На ощупь продвигаемся, пульс жизни явно чувствуя,
Вторгаясь космофункцией в пределы неопределённые,
Что зиждется на опыте, ему во всём сопутствуя.
Мир многогранный многолик, он в область тайных
сфер вторгается,
Где нет нас, в то же время есть тройное преломление
В объёме линз пространственных: там время гравиискажается
На временных участках форм, без видоизменения.
Блуждаем тенью зыбкою в координатах мы пространственных,
Где место есть великому, где место есть ничтожному,
То исчезая призраком средь эфемерных действ убранственных,
То возрождаясь Фениксом по смыслу непреложному.
По счёту по глобальному – мы есть-нас нет, и тем всё сказано,
Мы самоустраняемся сквозь призму неизвестности;
Нас – полное отсутствие там, где Его перстом указано,
И полное излишество в присутствии суетности.
За круга квадратурою ни зги не видно: зреть не велено;
Летим в неё безропотно с фронтальным ускорением,
Не в состоянье будучи дознаться сколько ж нам отмерено
В координатах призрачных скитаться пред забвением.
Там, на приморском бульваре,
Где кипарисы цветут,
Встретил Серёжка девушку Варю
В стайке весёлых подруг.
Встретил, и тут же влюбился
В смуглого свежесть лица,
В чёрные брови, в косы, в ресницы,
И в голубые глаза.
Взгляды их, лишь на мгновенье,
Вспыхнули светом зари,
Но только оба, в миг откровенья,
Мимо друг друга прошли.
То лишь случайная встреча
В жизни мальчишки была:
Сколько их будет!.. И загоралась
В небе ночная звезда.
Я шестистопным крою ямбом и хореем,
Затем сопфической строфою и рондо,
Бью пятисложником по разным логаэдам,
Гекзаметром стелюсь – мне всё одно.
И буриме просодией на вольный стих ложится,
Верлибр в секстину с тропом целится стопой,
Вот перевертень с дактилем резвится,
С версифицированным метром и строкой.
Струится монорим и моностих с арузом,
Рефрен с пеоном впендрились в спондей,
И белый стих округлился арбузом,
В четверостишье превратившись поскорей.
И силлабо-тонический партаксис на трохее
Всё метит в сильно-слабые места,
Чтоб влезть на стихотворном на размере
На пьедестал пьеты и кой-куда.
Переакцентуация двустишия вершится,
И слог на рифму прётся, напролом,
Да будет стих! Да пусть в глазах двоится!
И я вершу, чтоб сделать ход конём.
Объятый вечностью и времени подвластный,
Стою на тонкой разделительной черте
Двух бесконечностей, одной ногою в прошлом,
Другой – где будущности контуры не прочны,
Где хода мыслям быстротечным нет:
Разброд в них полный, без созвучья и согласья.
Цветастых точек, линий ломаных узор,
И вереница лиц давно забытых в одночасье,
Родных до боли, что волнуют и туманят взор.
Чересполосье в крапинку туманною завесой
Прикрыто, словно легковесною вуалью.
Спиралью сказочной и вычурно-белесой,
Закрученную призрачным повесой
Былых времён, вонзаюсь вертикалью
В метафизическую, жидкую среду.
Я отболел своё, я отстрадал душою;
Глас неба призывает, я к нему лечу.
Когда умру – ничто не вечно под луною, —
Перекрести меня, потом задуй свечу.
Игра воображения в цветах калейдоскопа:
Мелькание событий, образов, фигур,
Чередованье их в лучах гелиотропа,
То в нём порядок, то сплошной сумбур.
Вдруг вспышка, с чёрной точкой посредине,
Растёт она сквозь булькающий зуммер,
Перекрывая свет, его уж нет впомине.
Черным-черно. Легко мне. Всё! Я умер!
Не уходи, я всё прощу —
Измен жестокие уроки,
Несправедливые упрёки,
Мне всё равно, я не ропщу.
В груди моей огонь любви
Пылает пламенною страстью,
Звездой немеркнущей в ненастье,
Святым обетом «на крови».
Душа моя тобой болит,
Щемит и плачет и рыдает,
Надежды миг предвосхищает.
Пусть ангел твой тебя хранит!
Читать дальше