Виктор Ростокин - Ожидаемое забвение

Никого не обвиняй,
Не грозись остервенело.
Чтоб душа от счастья пела,
Добротой людей встречай.

Не во благо если труд —
Накален грозою воздух.
И все дальше, дальше звезды.
Годы все идут, идут.

Ты хромаешь. Тяжела.
Но бурлит слепая сила,
Все пространство захватила —
Водрузила символ зла.

А с нуля бы жизнь начать?
Повернуть оглобли круто?
Будет солнце, будет утро.
Только некого встречать.

Разожгли костер под кручей
Пацаны, глядят в огонь.
Он невидимый, летучий,
Не возьмешь его в ладонь.
Наблюдал из огорода.
Как притихла рать ребят!
Повлияла ли погода?
Повлиял недавний град?
Сушат мокрые рубахи,
Лезут в пламя с головой.
Я гляжу на них со страхом,
С беспричинною слезой.

Противопоказано добро,
Ведь оно погибельно.
Сломано, поди, ребро,
Красный снег – не кипельный.

Не успел он защитить
Бога словом нежным,
Кинулись крушить да бить
Юные невежи!

Оцепление прорвал,
Убежал. Заплакал.
Бог все это увидал —
Экая клоака!

И ребро Он исцелил,
Что сломали в драке,
Человеку же внушил,
Дабы впредь не плакал.

У порога крошит лед
И на топку рубит сучья.
Говорит простой народ:
Нет его на свете лучше!
Он кормилец наш, топор,
И защитник, когда смута
Иль, положим, лезет вор, —
Разговор ведет с ним круто!
Этот знатный инструмент
С нами завсегда пребудет!
Поглядите, как для стен
Он искусно бревна рубит!

Не успел о смерти написать?
Но еще осталось полминуты.
Пусть хотя бы строчка… Или пять.
Жизнь отпустит, развязавши путы.

С той секунды право заслужил
Испытать себя последней пыткой:
Не сробел, с молитвой пригубил
Самого запретного напитка.

Кому-то в удовольствие с усмешкой
Сказать, что постарел я, крепко сдал,
Как будто сам об этом я не знал,
Прикинувшись в сей час безмозглой пешкой.

Я таковых встречал немало, видел,
Усмешкой на усмешку отвечал
И наносил обидчику обиду,
И впредь с подвохом он не приставал.

Полусумрак коридорный,
Гнилью схваченная тишь.
И витает дух безродный,
Как летучья злая мышь.
Меж предметами… легендами
(К звездам вырваться невмочь!)
Он как будто вяжет лентой
Неоплаканную ночь.
Он лишь миг благорассуден,
Но вот снова удручен,
Его путь кручинно-труден,
Он от жизни отлучен
На изломе тьмы и света,
Где отсутствуют года
И, таинственно приветна,
Ждет Священная звезда.

Не надо отторгаться
И злобы нож точить,
В рутине ковыряться,
Шептаться у свечи.

Ты – не пророк, не воин
И даже не поэт.
Скорми свинье помои,
Впусти в жилище свет.

Откроется икона,
В лицо водой плесни.
И мир узришь исконный
Вблизи и в небеси.

Не дни убегают, а мы убиваем
Себя. Неосознанно вены вскрываем,

И падаем в темь, обагренную кровью,
И звезды срезаем изогнутой бровью,

А пальцы вонзаем в дымящийся шар.
Последняя пытка. Последний удар.

Последняя рана. И вздох: «Ухожу,
А живы кто, вами ой как дорожу!»

А живы кто? Голоса их не слыхать,
Увидеть бы, но головы не поднять,

Она уже к тверди земной приросла,
Она и ростки вон пустила, дала,

И что ни росток (выбирай наугад) —
С каплей. А это, конечно же, яд!

Предсмертная игра —
Всех игрищ любопытней!
Раз! И во лбу дыра —
Отдохновенье в пытках.

Перешагнул черту
Меж явью и бессмертьем.
Эх, не стоять кресту,
Подкова хоть над дверью!

Прогонит душу Бог,
Сверкнет вослед очами!
Коли ты был игрок,
Знать, человек случайный.

Ускользающий то ль Крест,
То ли птица горевая.
Бога, сатаны ли жест?
Мета добрая иль злая?