Борис Гучков - Пояс Богородицы

Лишь для одних тетёх
(Но их не ставят в грош)
Я до сих пор не плох,
А, видит бог, хорош.

Завиден аппетит,
Коль пища задарма.
Им вовсе не претит
Мой нрав и склад ума.

Я свой на их пиру,
И чтят они меня
За то, что не беру
Я в руки кистеня.

Не дом, а целый храм
Воздвиг в законе вор.
А я не вор, не хам.
Напрасен твой укор.

Душою не криви.
Жива покуда честь,
Меня таким прими,
Каким я был и есть.

Твой плащ потёрт, и только лишь
Рубаха впору.
Порой на этот мир воззришь —
Он грустен взору.

Ты слышишь зов, почти приказ:
«Чего робеешь?
Пуховых одеял атлас
Тяни к себе лишь.

Пусть кровь бунтует, горяча.
Валяй, не морщась,
Не церемонясь, бей сплеча,
Хлещи наотмашь.

Ты ни о чём и ни о ком
Не плачь напрасно.
У нас тайга теперь закон —
Ужель не ясно?..»

Но, слушая словесный блуд
И ворох сплетен,
Ты докажи, что не верблюд,
Подонкам этим.

На мир подлунный не сердит
За серость буден,
Сам огласи себе вердикт,
Что неподсуден.

Ведь жизнь твоя течёт не так.
Ты добр и честен.
Непротивленьем злу, чудак,
В миру известен.

На человеческий порок
Не стоит злиться.
Ведь не уходит из-под ног
Ещё землица.

Отдай всё времени на суд.
Химеры губят.
Живи как жил, и в этом суть.
За это любят.

А я-то думал: двадцать первый век
(О, почести заветной дате красной!) —
Не противостоянье, а разбег
Дарует Марсу и Земле злосчастной.

И вот я узнаю из новостей
(Америку мне открывает дама!):
Земля во зле, достигнут пик страстей
И Марсу мы, как кролик для удава.

Что говоришь ты, дама, не пойму.
Зачем ты красным обернула тело?
Так кто к кому стремится – мы к нему
Или ему до нас какое дело?

Но Марс зловещий до земной межи
Добрался, знаю. Плоть его велика.
Он, как в совокуплении мужик,
Багров лицом, лишь не услышать крика.

Он похотлив, воинствен, он больной.
Густою охрой лик его намазан.
Раз ничего не ново под луной,
То ничего не ново и под Марсом.

Всё то же, то. Но развращённей мы,
Жесточе стали не с его ль подачи?
Среди блаженной августовской тьмы
На Марс гляжу я с дерева на даче.

Опасен зал концертный и перрон,
Но не постелишь каждому солому.
Жестокий и бессмысленный террор
Выводит неохотно нас из дому.

Ты скоро в путь обратный повернёшь,
Ещё ты на земном стоишь пороге.
Возьми! Ты ни за что не заберёшь
С собою наши беды и пороки.

Дай передышку, злобный пилигрим!
Тебе кричу с высокой старой груши.
Мы всё-таки, я верю, исцелим
Свои сердца и страждущие души.

Дорожный плащ ещё советских лет.
Как водится, присяду на дорожку.
Я еду. Я купил уже билет,
Я у соседей оставляю кошку.
Я так давно мечтал об этом дне,
Чтоб наступил он, радостен и светел,
Чтоб вёрсты полосатые одне,
Как молвил Пушкин, и попутный ветер.
Одна беда – в попутчиках балбес
Привязчивы – совсем ему не спится.
И всё-таки мне мил полночный рейс,
Ведь новый день в дороге народится.
Я еду. Небо начало синеть,
А на востоке занялось медово.
Волнуюсь до мурашек по спине,
Не верится, что скоро буду дома.
Я шлю привет берёзе и сосне,
Осину привечаю – непоседу.
Я еду, еду. Помолчи, сосед,
Не отвлекай, читай себе газету.
Да, в сотый раз устроили теракт.
Да, мы живём меж миром и войною.
Ты не мешай окно мне протирать
И любоваться милой стороною.
Сосед ворчит: «Паришь на воздусях!
Теракт устроить – это как два пальца…
А между тем вон та, что на сносях,
Вполне шахидкой может оказаться!..»
Меня соседу не дано понять.
«Молчи, сосед! Любуйся на дорогу.
А быть чему, того не миновать.
Ещё, как видишь, едем, слава Богу…»

Село как село. И означу его я числительным —
Россия огромна! – означу числом семизначным.
Летую в селе и озоном дышу очистительным.
Здесь места хватает и нам, и строениям дачным.