Борис Гучков - Русской души кочевья

Но порой рассветной, росною
Буду я безумно рад
Брызнуть синькой купоросною
На увядший виноград…

Всё клин – куда ни кинь,
Всё мутит воду бес.
Но непорочна синь
Октябрьских небес.

И не сотрёт, не съест
Вот эту неба синь
Ни дума и ни съезд,
Ни царь всея Руси.

Вижу в местах присутствия много народа разного.
И через два столетия гул толпы не утих.
Слышу: старик на выходе у подъезда парадного
Шепчет в сердцах Некрасова
хрестоматийный стих.

«Бог Вам судья!..» —
и, крепкое слово добавив, дедушка
Прочь ковыляет с бадиком, солнцем палимый весь.
Смирно томится в очереди
с плачущим чадом девушка,
И пожилой чернобылец тоже томится здесь.

Нет на их лицах радости, вижу на лицах тени я.
Меркнет в местах присутствия
солнечный яркий свет…
Страх и нужда диктуют нам рабское поведение.
Время его не вытравило и по прошествии лет.

Господи, как же хочется счастья и солнца красного!
Мудрость житейская требует: ничего не проси…
Выстояв очередь, дома я перечитаю Некрасова.
Всю его горькую лирику и «Кому на Руси…»

В стране бездуховность,
а это страшнее Чернобыля.
О, эти миазмы, едва ли не трупные запахи!
Теперь восхваляют лишь тех,
кому премию Нобеля
С политзапашком и скандалом вручили на Западе.

О нет, я не против поэта Иосифа Бродского…
Но слушаю речь молодых —
там одни междометия.
Из школьной программы убрали
стихи Заболоцкого,
Таким вот макаром поэту отметив столетие.

В учебниках «Тёркин» Твардовского
был ещё давеча…
На части дробят монолитное, некогда цельное.
Важнее сегодня «ГУЛАГ» Александра Исаича,
Нужнее сегодня тюремное, всё запредельное.

Растут наши дети бескрылыми, серыми птицами.
Цветной монитор заменяет им сполохи радуги.
ЕГЭ, объегорив, на волю их пустит тупицами…
Но только не всех, и лишь это немножечко радует.

На небоскрёбах, на избах села или хутора,
Словно скворечники, в ряд сплит-системы висят.
Мир познают, в мониторы уставясь компьютера,
И молодые, и те, кому под пятьдесят.

Им ли грустить о эпохе, навеки утраченной?
Разные разности ловятся в мутной воде.
Книжные полки заполнены всякою всячиной.
Книге не место уже в электронной среде.

Я, как и все, с ноутбуком дружу и с мобилою.
Принтер, гудя, в шесть секунд мой печатает стих.
Я, как и все… но меня никакою вы силою
Не оторвёте от книг, не заставите выбросить их.

Книги, я видел, выносятся к мусорным ящикам:
В стопке – стихи… переплёты оборваны книг.
Стали ненужными доисторическим ящерам
Запахи леса, рассвета восторженный миг…

Ветер поднялся откуда-то с запада, с Одера.
Дождь надвигался, всерьёз погромыхивал гром.
Мокла у мусорки лирика Тютчева Фёдора,
Плакала фраза, что Русь не понять и умом…

А еще знавал я К *…
В ту шальную непогоду
Был он где-то сорока
Трёх, пожалуй, лет от роду.
Лучше бы таких не знать!
Он пройдоха был отпетый.
Что о нем могу сказать?
Ибо с музыкою этой, —
Трали-вали! – треть страны, —
Мани-мани! – маршируя, —
Балалайка три струны, —
Знай живёт себе, жируя.
Быстро поняла братва, —
А пример дала столица, —
Что пескарик и плотва
Тоже вправе порезвиться.
Ах, дела, дела, дела…
Не точи, комарик, носа!
Их обломовский диван —
Риск и быстрые колеса.
Кружит, кружит допоздна
Над страною туча врана.
Неприступна и грозна,
Неподкупна их охрана.
Сей оравою ведом,
К *к единой рвался цели.
Зона и казённый дом —
Он прошёл сии лицеи.
Магадан ли, Воркута —
Стены выстроены прочно.
Жизнь его – лишь суета,
Суета лишь – это точно.
Там, где надо, тороват,
Дань сбирал он, словно пчёлка.
Даже сват ему не брат,
А друзей – раз-два, обчёлся.
Лёд нетающий – глаза
И в разгар хмельного лета.
Нелюбовью мстил он за…
Именно, друзья, за это.
Преуспев на ниве дел
(Ха! Физические лица!),
Без разбора всех он дер —
жал в ежовых рукавицах.
Кто ему так досадил?
К алчности откуда рвенье?
В распрекрасный день один
Цепь рассыплется на звенья…