Дмитрий Близнюк - Утро глухонемых. Стихи, верлибры 2018

черный ворон

смотрит боком на меня – чекист неба;

глаза – новенькие патроны ППШ —

плавают в масле зрачка. смотрит

подозрительно: а ты еще веришь?

а я всё еще верю

в полубога —

в полудурака весны:

грязно-зеленая щетина травы,

нечесаные патлы замусоренных аллей.

бледная грудь воздуха изранена

кошачьими коготками сырости,

мелодичный пам-пам болтается на квадратной шее

раскрытого разбухшего окна;

копыта асфальта, как у фавна, в трещинах.

а погода нервная: прощупывается в облаках

будущий дождь,

как воспаленные лимфоузлы на горле;

сыпь стен, смазанная цветением, щебетом;

город цвета пицерийной блевотины.

и я высыпаю на ладонь

холостые патроны.

холостые патроны

в новеньком револьвере недели,

семь дней – семь латунных стреляных гильз,

и воскресенье

празднично —

с красным ободком вокруг капсюля.

так ублюдок свободного времени

пускает слюну перед экраном,

так ребенку дают жизнь – веревку от флотилии

линкоров лилипутов,

и он ее тянет-потянет…

а на деле – имеет оторванный хвост ослика Иа.

да и твой день рождения —

капкан волшебства.

жизнь,

мы больше не увидимся никогда.

ты уже спишь,

а я прислушиваюсь к твоему дыханию,

будто смотрю на снег, идущий за окном.

ночные хищные птицы слетаются на подоконник,

чтобы послушать, как твое сердце тихо скребется

полевкой под белоземом одеяла.

иногда ты во сне разговариваешь:

сейф души забыли запереть на ночь,

а в нем спрятана бархатная пустота,

громадные купюры созвездий,

за которые нечего купить, ибо полки неба пусты.

мне нравится с тобой говорить,

пока ты спишь. и ты мне ясно отвечаешь:

жалуешься, споришь, настаиваешь.

и кто с кем разговаривает —

с точки зрения сознаний —

орел с решкой или кто-то третий

является между нами, принимает очертания

клоуна, взволнованного ребенка?

я всегда ложусь спать поздно, чтобы

отразиться в теплой реке твоего тела,

в розовом растопленном озере воска,

чтобы приблизиться к сердцу,

как тромб или артериальный зажим.

ты – замочная скважина между мирами,

и я, играючи, просовываю травинку

ятебялюблю

в иные пространства…

пока ты спишь.

серый цыпленок рассвета

наискось клюет пшено сновидений с подушки.

среди твоих разметанных мельниц-волос

сходит с ума донкихот

в чем мать родила.

«я» мерцает как крупица марганца —

вот-вот начнет растворяется в бадье дня,

чуть-чуть меняя цвет водянистому миру.

антенна анатомической цаплей

глотает (мускулистый хрусталь) вазу с кольцом,

но главный цветок рядом со мной —

ты распластана, подснежник в разрезе снега,

сонно-зернистом, пышешь соблазнительным жаром;

лисица, уснувшая в распотрошенном курятнике,

наглая мордочка.

мне ли ты принадлежишь, плотоядный цветок?

могу укусить слегка дождечервяковый лепесток груди.

но – приручить зубастый цветок?

да и нужен ли он мне? тебе нравится,

когда я целую вену на сгибе локтя,

чувствую себя шприцем с разбухшей иглой.

я обхаживаю тебя, как варан умирающего оленя.

моя слюна отравлена стихами. если мои эритроциты

попадут к тебе в кровь – ты обречена.

часть тебя останется со мной навсегда,

как мраморная мартышка. или змея

с живыми выразительными глазами,

с проглоченной крысой, портящей фигуру.

но цветок, цветок, почему ты стареешь?

увядаешь? я имею в виду не время, не старость.

почему ночами я прижимаюсь к тебе сильней,

чем ковбой в холодных ночных прериях

к горячим камням погасшего костра?

что мне с этого?

кому есть дело во Вселенной

до двух теплых снежинок, которые исчезнут к утру,

растают без следа в черной мерзлоте.