Сергей Степанов-Прошельцев - Без тебя

Нет уже больше сил.

Я ухожу. Ты о том забудь.

Я и не приходил.

* * *

В нашей жизни много спорного,

не понять порой всего,

не достиг я, видно, полного

пониманья твоего.

Стало тошно – впору вешаться,

я до крайности был зол

и ушёл в тайгу медвежиться

и берложиться ушёл.

На поляне спела ягода,

был цветенья карнавал…

Вместе с сойкой, птичьей ябедой,

я и вправду горевал.

Там, у счастья за обочиной,

где мы с ней совсем одни,

вспоминал я озабоченно

все потерянные дни.

Забывал, что ты – попутчица,

что сошла на вираже…

Забывал, да не получится,

не получится уже.

* * *

Было ли это? Похоже, было:

это случается лишь весной,

и девочка, что не меня любила,

сидела в беседке рядом со мной.

Она смотрела с такой досадой:

никто такого совсем не ждал!

Только вот голос ночного сада

в чем-то обратном нас убеждал.

Впрочем, признаюсь: на самом деле

в этом весеннем саду вдвоём

просто на звезды мы вместе глядели,

просто думали о своём.

Просто дурманяще пахла вишня,

я отвечал, как всегда, невпопад.

Просто всё это нечаянно вышло —

вряд ли тут кто-нибудь виноват.

Надо ль винить те глаза, что шире

неба и синие, как финифть?

Можно ли эти глаза большие

в чём-то когда-нибудь обвинить?

* * *

Бурлит вокруг людской поток —

режим обычный выходных…

Все объяснения потом,

нам совершенно не до них.

Зачем гадать, что впереди?

От мыслей пухнет голова.

Сегодня, видно, не найти

ненарушимые слова.

Прости меня, что я бегу

и ты, пожалуйста, не мсти

за то, что больше не могу

меня с покоем совместить.

И вот – обшарпанный вокзал,

и вот – на полке мой рюкзак…

Я, что не сказано, сказал,

ты это видела в глазах.

Разгонит ветер чесучу

туч над щербатою горой,

и то, о чём я промолчу,

осенней вспомнится порой.

Когда придавит нас мешком

мечта несбывшегося сна,

когда покажется смешной

воздушных замков крутизна.

Пусть это будет дань мечте,

шепни в ушедшие года

слова – единственные, те,

что не услышать никогда.

* * *

— Останься!

Но поезд трогает, перроны бегут назад.

Не надо смотреть так строго: тебя выдают глаза.

Читаю я в них: «Ну что же уставился, как баран?

Еще не поздно, Сережа, в вагоне сорвать стоп-кран.

Ещё твой путь неопознан, он пройден всего на треть.

Ещё ничего не поздно — даже и умереть…».

А я, на подножке стоя, от смерти не жду вестей,

раздавленный пустотою бессмысленных скоростей.

* * *

Не успел тормознуть — уехала,

и молчание режет уши мне.

Позову тебя — слышу эхо лишь,

отголосок давно минувшего.

В этом лиственном летнем лепете,

пролетающем теплой стаею,

белым лебедем, белым лебедем

ты в пределах иных растаяла.

Из ушедшего, из забвения

жду ответа и сердцем слушаю,

чтоб, назло всем своим сомнениям,

верить в лучшее, верить в лучшее.

* * *

Тихими шумами, белыми цветами

приходи с ветрами вместе с облаками,

свежестью лесною защити от зноя,

посиди со мною, погрусти со мною.

Мы давно в разлуке, мы давно не вместе,

повилики руки тянутся из мести

к горлу… Перехватит сразу же дыханье…

Только знаешь, хватит, кончено свиданье.

Счастья не прибудет. Ты не виновата.

Будь же всё, как будет, хоть не так, как надо,

хоть дорога — камни, хоть повсюду – змеи,

дай забыть тебя мне, если я сумею.

* * *

Она утонула в том мареве мая,

когда ещё спят и дома на засове.

Я всё не припомню, но я понимаю,

как мало я знаю об этой особе.

Она укатила на чёрном фиате

(потом я её обнаружу в Париже),

умчалась в фиате с глазами фиалки

куда-то, наверное, к морю поближе.

Туда, где не надо подробностей быта,

где киснуть не надо над постными щами,

где слёз не пролито, где будет забыто,

всё то, что случилось, чего не прощали.

И если придется судить по-другому,

не стану я думать о верности женской,

я выключу память и брошусь в тот омут,

в тот омут, фиалковый омут блаженства.

…я говорил слова не те…

* * *

Может, я и не понял что-то,

предварительным был анализ:

мы с тобой, моей асимптотой,

бесконечно пересекались.

И теперь я не понимаю,

для чего унеслись в загуле.

Если линия ты прямая,

я — фигура из загогулин.

И не выпустит нас из круга

жанр жестокого детектива,

и чем дальше мы друг от друга,