так пень иногда обрастает по-новой ветвями…
* * *
Жги огнём, на кусочки режь —
не забыть тот день, что далёк:
лётного поля бетонную плешь,
скучающий самолёт.
.
Снег тебе серебрил висок,
ты стояла, волнуясь слегка —
тоненький вьющийся стебелёк
сорванного цветка.
Ветер позёмку в лицо кидал,
слабый гасил дымок,
а я улетал в навсегда, в никуда,
и было мне невдомёк,
что если б я слышал твои слова,
чувствовал бег беды,
я бы тогда билет разорвал
и не исчез, как дым.
Я бы не выбрал сырой замес
серых и пресных дней,
чтобы остаться в этой зиме
снегом беды моей.
* * *
Струйки дождя из небесного вымени…
Хоть бы они, гомоня,
мне помогли у Всевышнего вымолить
лёгкую смерть для меня.
Так нагрешил я, что пахнет и вышкою,
как ни крути, ни порхай,
и поведёт, в исполнительстве вышколен,
к плахе меня вертухай.
Ждёт не дождётся безглазая карлица
с острым двуручным мечом…
Жаль, что не дали мне честно покаяться,
если и было мне в чём.
Но не грусти, дождь окно твоё вымоет
и заплутает в плюще…
Здравствуй, далёкая! Здравствуй, любимая!
Это – я в мокром плаще.
Вспомнишь меня лишь когда-то при случае,
одолевает ли грусть?
Ждёшь ли по-прежнему? Веришь ли в лучшее —
в то, что когда-то вернусь?
Я не вернусь, ничего тут нет странного,
я не вернусь вообще.
Это – не я. Видишь ты только странника,
странника в мокром плаще.
Тот, кем был я, стал лишь рожью озимою,
только увяли мечты…
Здравствуй, далёкая, здравствуй, любимая!
Здравствуй, хоть это – не ты!
* * *
Безветрие, медленный шорох
травы, чье привольно житье,
и время сгорает, как порох,
счастливое время мое.
Ты слышишь, как в ветках синица
поет нам, таким молодым?
Не надо ещё торопиться,
давай ещё здесь посидим.
Прикрой утомленные веки,
давай ещё мы не уйдём,
чтоб это запомнить навеки,
как помнят о счастье своём.
* * *
Вновь на стеклах – налёт серебра,
и казенные голые бра,
и столбы – по колено в снегу,
и на ужин, как прежде, лапша,
и опять каменеет душа.
Не могу без тебя, не могу!
Костыли и линялый халат,
запах хлорки, больничных палат —
пожелать бы такое врагу!
Перевязки, врачебный обход.
Что потом? Неизвестен исход.
Не могу без тебя, не могу!
Как ты там? Тебе грустно? Одна?
Любопытная смотрит луна
из окна. Ветер гонит шугу.
Дрогнет лампой очерченный круг…
Ненавистное время разлук.
Не могу без тебя, не могу!
* * *
Как спички, молнии о крыши чиркают,
но только видятся, как в забытьи,
твои большие и чуть с горчинкою
глаза заплаканные твои.
Раскаты грома звучат, как выстрелы…
Но над загадкой я бьюсь опять,
как получилось, чтоб столько выстрадав,
ты можешь буднично меня предать?
* * *
Разлуку опять нам буран накудахтал,
опять зачастили метели.
Куда ты опять исчезаешь, куда ты,
ведь нет и в помине апреля?
Снег сыпал с утра. Он без удержу сыпал,
кубами застыв и шарами.
Февраль, как голодный шакал, ненасытен, —
любое тепло пожирает.
И нету в природе каких-то субстанций,
пускай они были бы втуне,
которые вдруг помогли бы остаться
раскрытым бутоном июню.
Рассыплется он охрусталенным светом,
трагедией голубою,
никто не напомнит, что в снеживе этом
мы были когда-то с тобою.
* * *
Стираются в памяти даты.
Осталась лишь самая малость.
Но кажется мне, что когда-то
со мной уже это случалось.
Я чувствовал это горенье,
я силы накапливал в вере
в каком-то другом измеренье,
в другой, незапамятной эре.
Всходила луна за рекою
желтее придонного ила,
и ты была точно такою,
какой ты меня полюбила.
И сердце стучало так часто,
что было светло и тревожно,
и я задыхался от счастья,
какое уже невозможно.
* * *
Двери рассохлись… Прижмусь щекой.
Ты не ждала гостей?
Слышишь, скулит за окном щенком
осень беды моей?
Я пережил тот резкий виток,
горький судьбы сухарь,
я, как в безводной степи цветок,
медленно засыхал.
Я, словно тля в шумящем овсе,
счастье извёл под ноль.
Я позабыл, похоже, совсем,
что ты была женой.
Видишь, я стал, как папирус, жёлт,
запах принёс мышей?..
Я позабыл, для чего пришёл,
ты не гони взашей.
Окна твои затянуло льдом
в утренней тишине…
Это был вроде наш общий дом,
но его больше нет.
Время глотнула серая муть.
Читать дальше