Наталья Метелица - Голые заплатки. Стихи

Я – твоя кожа, одетая в кожу.
Как тебе в теле моем поутру?
Мне в твоем теле все муки дороже.
Спи… Я еще погорю…

Дыханья нет.
Июльский вечер.
Пытка.
Горячей ватой небо над душой.
А ты играл.
Натянут голос скрипки —
и разрезает ветром душный зной.
Рука горела льдом.
Холодный разум
берёг тебя от власти женских губ,
а музыка твоя,
щитом алмазным,
спасала от нее…
Ты был с ней груб
лишь оттого, что нежным быть боялся.
Себя боялся – если рядом с ней.
И прятался в изящный флёр —
грусть вальса,
обманывая вихрь своих страстей.
Отыграно.
Осенний зной на ветках.
В груди – иные воздух и душа.
И музыка крошилась – как таблетка,
Не стоя без любимой ни гроша.

какая разница уже
где новый день берет минуты
где точка требует свиданья
с началом будущей строки

когда в растраченной душе
ни босоногий ни обутый
ни расколдованный ни тайный
не найден смысл
а пустяки
и так сойдут
за подаянье

И что же нам осталось?.. Как бы вечер.
И как бы ночь. Чужая – для чужих.
Уже раздеты, а укрыться – нечем.
Уже дописано, а всё – не стих.

Притворщики… живущие под боком…
Мы как бы есть. Но лучше бы и нет.
На чёрный день строгаем как бы строки.
И прячем друг от друга их сюжет.

Судьбу не угадаешь, не изгадив.
Но мы ведь для чего-то ждали ночь?!
Скажи: а твой сюжет для нас
не жаден?
хотя бы чуточку…

Проститься —
но помочь.

Это было, когда забудутся
все обиды, печали, горести,
поменяем на завтра новости,
по-другому друг в друга
влюбимся.
Или даже почти похожими
на почти забытые радости
мы вернемся к своей усталости
друг от друга.

И вспомнить
сможем.

В этой пытке мало боли.
В этой боли мало нас.
Нам с тобой и не позволят
Поиграться в пересказ
Не написанных историй,
Лишь бы выдумать любовь…
Сколько высосано вздора
Из стоя’щих криво слов…

Твоё касание дороже
Любой фантазии… но жизнь
И дарит счастье, и его же
Вмиг обесценивает… Смысл
Лишён и разума, и кожи.

Не помню правила… – и чья-то часть меня
не соглашается с моей же правдой:
Я высеваю поле среди сада —
ОНА перелопатит семена
на неизвестность – в самом центре зримых
и очевидных знаний бытия;
но кто-то помнит боль мою, – шутя,
и смех – в чужом хранилище надрыва.
Чужие руки пишут мой портрет,
раскидывая сети ограждений
в письме инерционного движенья —
и присылая мне пустой конверт.

Дышится – как будто поздний вечер
С летом разговаривал о снеге,
Что давно заждался в человеке
Самого июльского тепла.

Если изнутри войти в морозы,
О которых внешнее не знает, —
Значит, это исповедь сквозная
Раненую душу берегла

Для того, кто главное увидит, —
Бинтовать несказанное слово,
Что и быть молчащим не готово,
Если близкий спросит:
– Как дела?

Если да кабы… Спасайся малым.
Близкие бывают и хитрее:
Будто и вошли, и обогрели,
А постель… —
подстилка из стекла.

Размечтались.
Познакомились.
Даже будто влюблены.
Переспали. Узаконили.
Быт. Привычка. Не верны.

В детской лучик света мается
Сорванцом невинных снов.
Мама с папой объясняются.
Не в любви.
Закон суров.
…
Отмечталось.
Сны закончились.
Незнакомцы. Трепачи.
Сыновьями или дочками
Плачут лунные лучи…

Гримаса ветреной погоды
была достойна отраженья
внутри меня… —
где все уроды
преображались в вдохновенье.

Стихи рождались из стихии…
(Или она рождалась в слове?)
Я внутрь смотрела, —
но глухие
в меня смотрели.
Мир условен…

И полночь половину не нашла.
Мятежной провокацией порядка
Ложился первый снег. И вся земля
Точеными штрихами стала гладкой
И целостной внутри разломных ран.
.…
Из каждого деления на звенья
Слагается сплоченный монолит.
А я все клеточки в одно мгновенье
Сгребаю. А мгновенье год болит,
Не зная ни частей, ни половины.