Наталья Метелица - Голые заплатки. Стихи

Там горит уже день – три пожарища…
Я себя собираю по остовам.
Та, что ночью высокая, звездная,
Бродит днем по земле, точно кладбищу.

Но сгорает и день, что пожертвован
Для вечерней зари.
Возвращается!
Даже боль, что была, улыбается!
Ночью худшая мысль мне —
блаженная…

В тихом городе
люди верили
просто капелькам
и дождю.
А слова…
жили в мире потерянном
между
«встретимся» —
и «не жду».

В тихом городе
люди слушали,
как две капельки
меж собой
о дожде говорили душами —
не пролить
громким звуком
Любовь.

В тихом городе
люди
СЛЫШАЛИ.

Жизнь – как великая игрушка.
Играет нами. Мы – в нее.
То плотник, то лишь завитушка,
Отходной стружки «громадьё».

И всё одно – в гробы уходим
Недоигравши. Не поняв,
Что есть такое Свет Господень
И человек —
халтурный сплав.

А ночь не говорила о любви.
Она вообще молчала —
как ребенок,
не научившийся
слова на ветер
бросать,
когда весь шар земной извит
дрожащими молитвами ручонок
о тишине,
где говорят
лишь дети —
и не ораторствует
стыд.

А разве взрослым важно
Количество зарубок
На самой тонкой коже,
Раздетой до стыда?..

У взрослых все расчеты:
Когда зарплата будет
И сколько нужно долга
Из слёз тех пораздать.

А тонкое – всё тоньше…
Уже и стыд не важен.
И шрамы просят воли —
Забыть себя вне тел.

И кто-то видел душу
Разменною бумажкой —
И даже расплатиться
Чужой душой посмел.

Зарплаты не хватало,
И люди говорили,
Что зверь теперь по праву
Им разрешает зло.

А рядом пробивался
Из самой душной пыли
Цветок – родному Солнцу
Отдать свое тепло.

День пустяков свершал
пустое завершенье.
Луна стекала кляксой на стекло.
ища себя по кругу – и теряя
последнее неловкое движенье,
в котором всё до круга доросло,
но вдруг – уже другая
необходима форма игроку,
с самим собой
в пустой душе
играя…
и заполняя ФОРМАМИ
тоску.

О Господи, позволь мне думать так,
что всё по глупости…
по глупости – и только…
а не нарочно выкрали иконку —
и надругались на моих глазах.

Но если всё по глупости, то где
тот день количества,
что качество изменит…
и будет утро переосмыслений
иных поступков этих же людей…

Ступеньки разошлись – кто… как… куда.
Замолкла птица на высокой ноте «где ты».
Никто не шел. Всё разнобой. Вражда.
И даже не хотелось в ней победы.

Кто говорил о вечном – бросил вмиг.
Кто ничего не обещал – спасает словом,
И хлебом, и объятьем парадигм
Всем невозможных форм из неземного.

Но есть еще!.. На этом свете свет
Живет отшельником, но приходя к любому,
Кто верит в чудеса, добро… И след
Настраивает голос нотой «помню».

«Пусто. Оглохла гостиная
От вековой тишины.
Стало невыносимо
Видеть себя со спины.

Где-то на запад – потеряно.
Где-то на юге – нашлось.
Где-то на север – посеяно.
А на востоке – срослось.

Встану лицом к желанному —
К должному встану спиной.
И заживу по-старому
Я с пустотой озорной.

Все в моем доме повы’носит.
Зябнут углы голышом.
Выгребет, вымоет, высосет.
Чисто. Но мертвый дом.

Нет паутинок танцующих,
Скрипа просыпанных крох.
Даже пылинок воркующих
Шепот любви занемог.

Вещи живут на мусорке.
Мир сиротою стал.
Нет ни стихов, ни музыки.
Голос немой одичал.

Тихо. Стерильно – до уксуса
В центре гортанных тисков.
Чище уже не получится
Вымыть себя от снов»… —

Так говорила соседка,
Похоронив всех трех.
Сыпля мимо тарелки
Жизни смеющихся крох…

Не можете служить Богу и маммоне.

Всё идет как взорванная схема.
Ночью – солнце,
днем —
по восемь лун,
Но светло же!..
Это нежный демон*
спит еще,
развратник и колдун.