Будто бы вновь к нам вернётся весна.
Юность шальная, черёмух кипенье.
И соловьёв неумолчное пенье.
Память тобою одною полна.
Ты набери меня в сердце своём —
Сердце моё запоёт соловьём!
***
Тихое счастье – отречься от суетных дней,
Уединиться, уйти от случайных явлений.
Сам я себе господин и слуга, и злодей;
Сам я себе надзиратель и узник сомнений —
В это затерянной, всеми забытой глуши,
Где нет ни единой души, ни комарьего лёта.
Только движение света и сердца работа,
Только дыхание мысли – внимай и пиши.
Жизнь разложив свою на страхи и грехи,
Оглянешься назад, где только горстка пыли…
Когда не станет нас, останутся стихи —
Свидетели того, что мы на свете были…
Останутся слова, как зерна бытия.
Года, как жернова, отшелушат полóву.
И песней зазвучит, быть может, мысль твоя,
И человек труда вновь обратится к слову.
***
Ещё не осень, далеко не осень.
Лишь начинает август свой разбег.
И лес черно- и зеленополосен
Стоит вблизи великих русских рек.
Берёзы и задумчивые ели
Красуются. Хоть век на них гляди.
Лишь кое-где осинки покраснели —
Они всегда чуть-чуть, да впереди.
Так возраст мой подходит понемногу
К незримой той, той роковой черте.
И говорю Творцу я: «Слава Богу,
Что дал мне жить в любви и красоте!».
Последний дом
Памяти Николая Сластникова
Есть на горе за рекой,
на косогоре крутом
дом одинокий, пустой,
старый, заброшенный дом.
Гибли деревни вокруг —
кто-то его сохранил,
кто-то отшельником жил,
сколько отпущено сил.
Что же наследник нейдёт
прадеда, деда, отца?
Выбиты створки ворот,
выпали доски крыльца.
Старче, воспрянь в синеве,
врытый по пояс в траве,
не позволяй никому
к сердцу пройти твоему!
По вечерам издали,
глядя лицом на закат,
ты восстаёшь из земли,
пламенем окна горят.
Сторож заросших полей,
витязь родной стороны!
Купы твоих тополей
высятся в небе, вольны.
Там у тебя соловей.
Там у тебя, старина,
белых цветущих ветвей
в мае вскипает волна.
Там, поваливши плетень,
там одичавшие, там
вишня, калина, сирень
тянутся вниз к омутам.
Сгинешь когда-то и ты —
тления не избежать.
Старых смородин кусты
будут то место держать.
Может, и надобно так —
прошлое сбросить навек.
Опустошённый маяк,
косо сечёт тебя снег.
И в непроглядную тьму
мёрзлые ветки впились…
Я не скажу, почему
Мы до сих пор не сдались.
Не земного богатства искати,
Не удачи за гузку имати,
А идёт чудотворец Никола
Души грети, где сиро и голо.
Он идёт, всё бредёт, чудотворец
Меж полей и лесов, и одвориц.
Увидал он поэта Николу,
Тот головушку, ох, свесил долу.
Что ж ты, тёзка, грустишь, молодец наш,
Слов живительных чудо – творец наш.
Тебя даром отметил Отец наш,
И доверил тебе ключ-завет наш.
И вручил тебе чудо творенья —
Дело дивное стихосложенья.
Просиял чудотворец Никола
И наказ дал поэту толковый:
Не тужи, сей глаголом благое,
Покуда душа не зависла в покое!
Коля Сластников, поэт —
вспомним красную рубашку молодости —
выпил немало в день своего юбилея,
и выпили немало в его честь
друзья-поэты.
И как же хорош был этот весенний вечер.
И как же добры мы были в своём полуподвале.
На столе красовались цветы наших первых семинаров,
а в разгорячённом воздухе летали наши первые книжки.
Потом мы открыли настежь окно,
и в него заглянул весёлый ангел.
Это был ангел нашей юности.
Он стал кружиться под потолком
и, спотыкаясь о корявые строчки наших первых стихов,
тоже стал предаваться воспоминаниям.
Мы вспоминали первые наивные стихи,
их неловкие размеры и нескладные рифмы,
частоколы гордых восклицаний и смутные намёки многоточий,
морок и волнение бессонных ночей,
жар тех уже давних лет.
И так был хорош этот весенний вечер,
Что мы смотрели нежно на взволнованного Колю,
и нам казался он одетым не в пиджак примерно-чёрный,
а в рубаху прекрасно-красную.
Читать дальше