Олег Синица - Россыпи

***
Растеплелось, словно где-то
жгут костры – пускай зазря.
А ведь это – бабье лето,
бабий век в полсентября.

Ты идёшь, под руку взявши
силуэт привычный мой,
под листвою не иззябшей,
но уже едва живой.

И не мальчик, не девчонка,
Но, кажись, лишь захотеть,
можем и на самой тонкой
паутинке улететь.

А вернёмся ли?
Об этом
скажут дни календаря.
Но пока что – бабье лето,
Жгут костры – пускай зазря.

***
Во мне ещё бродят какие-то силы,
их не разбудишь взяткой…
За былью быль прирастает Россия,
а Волга – моею Вяткой.

А Вятка – тысячью шустрых речек,
ручьишек – из-под коряжек.
Пусть на земле я, увы, не вечен,
да жил, надеюсь, не зря же.

И жил.
И живу.
И ещё поживу-ка,
ни с кем не играя в прятки.
Ещё пожую лугового лука
по берегам моей Вятки.

***
Солнышко,
привет тебе, привет!
Сколько дней средь наших зим и лет
так нечасто к нам являешься,
где ты, шаловливое,
где шляешься?
Посвети,
где трудно мы живём,
хоть досыта и едим, и пьём.
Любим ли, не любим —
чаще маемся,
хоть у края,
но за жизнь цепляемся.
Смолоду весь мир —
к добру житьё,
а потом – бытовуха да шмотьё?
Вместе мы с любимой иль расстанемся —
был бы путь
да на пути пристанище,
да её за пазухой портрет…
Солнышко,
привет тебе, привет!
И пусть жизнь,
как лёд,
порой ломается,
дай-то бог,
идти ещё да мается.

Конечно, не те уже силы,
растрачено много зазря.
Но только б светило светило
без всякого календаря.
Без всяких примет и поверий,
чтоб снова,
противясь судьбе,
душа нараспашку —
как двери,
когда я срывался к тебе.
Пусть было их —
не на венчанье —
немало подружек и встреч.
Но было дороже молчанье
твоих неуступчивых плеч.
Хотя —
от росы на рассвете —
мой согревал их пиджак,
и всё,
что случилось пред этим
я отдал бы и за пятак…
Ничто вернуться не может,
и годы —
всё новый виток.
Да только,
как прежде,
тревожит
твой у виска завиток.

Лёд целинный на реке.
Ночь темна.
Светла луна.
Но уже невдалеке —
чую кожею – весна.

Ветер с юга иль норд-ост
погадает по щеке.
И, очнувшись, паровоз
что-то свистнет в тупике.

И меня из тупика,
из последнего пике
выведет твоя рука
без гаданья по руке.

Не умеем мы с тобой
жить, как ветер, налегке.
Только б ты – всегда со мной,
только бы – рука в руке.

Снег последний скоро истает,
на припёках зелень уже.
И опять перелётная стая
на родной приземлится меже,
про межу ничего-то не ведая —
пролегла она,
да не видать.
И опять за чьей-то победою
затаилась, может, беда.
Затаилась,
как шифр на папирусе:
мол, пока человече дыши.
Но коварней коронавируса
не одышка —
удушье души.
Всё, что было веками нажито,
что бросало не только в пот,
как в скрижалях,
уже и в гаджетах.
Даже наш генетический код
в зоне доступа.
И наизнанку
препарированная душа…
Но пока налегке спозаранку
по росе ещё в доступе шаг,
как понять —
не какая-то акция
жизнь твоя,
хоть она и пройдёт.
Зашифровано не в облигациях
наше завтра на годы вперёд.
Оно там,
за волжской излукой
и за самой малой рекой
в родовых рождается муках —
вместе с первой нынче травой.

Не утешат ни лесть,
ни водка,
ни награды —
не тем живу.
Прохудилась, но держит лодка,
моя лодка ещё на плаву.
В тихом омуте стойкого быта
потому-то и боль не избыть,
что в былом ничего не забыто,
хоть хотелось скорей бы забыть.
И тащу на себе, как котомку,
неподъёмную тяжесть утрат.
Потому в подворотне котёнка
отогреть за пазухой рад.
Может, так-то и мне отогреться
пустит кто-то к себе,
не спросив,
чем опять стреножено сердце,
где доныне леший носил.
И хоть быт давненько налажен,
но душа-то,
как в клетке,
в быту.
Ей всегда бы —
за саженью сажень,
пусть стреноженной,
да на лету!
Пусть как плетью —
судьба по загривку
ещё вдарит,
но – гой же еси! —
мои годы,
как древние гривны,
всё ещё в ходу на Руси.

Может, это душа на износе?
И друзья —
где вы ныне, друзья?
День июля,
а кажется – осень:
в полдень сумерки,
дождик,
позябь.