Олег Синица - Россыпи

И вот уже прощаясь, расставаясь,
жалея вдруг меня за что-то и желая утешить,
вдруг сказал мне Коля —
он так сказал – и я все время помню:

Люблю тебя за то, что ты такая,
такая верная, своя,
товарищ наш на вечные века,
подруга наших первых семинаров.

Уходят друзья -поэты,
и каждый —
без лести,
похвал,
всё-таки был планетой,
началом своих начал.

Уходят друзья-поэты
в надрыве души и жил.
А смотрят с обложек,
с портретов,
словно и жил не тужил.

Не всем зачтутся заслуги,
и в званья не всех облачат.
Старатели,
но не слуги —
они, и уйдя, не молчат.

Читайте,
читайте их книги —
они с блокнотик порой,
такие тащат вериги
одною всего-то строкой.

И столько тепла и света
в них через соль и боль…
Уходят друзья-поэты,
как будто в последний
бой.

По угорам Курчумским с дозором
Они едут
И пристальным взором,
Чтоб дорогу забыл сюда ворог,
Выметают всю нечисть с позором.

Мимо облака, хмурого неба,
Где поля, не родившие хлеба,
Силой духа венчая победу,
Васнецовские всадники едут.

У пруда, где краснеют рябины,
Рябь воды отражает вершины
Древних елей, и в девичьи косы
Жемчугами вплетаются росы

Сонных трав и старинных видений,
И в окрестностях Рябова тени:
Серый волк и царевич с царевной,
И Алёнушки лик незабвенный.

Добрых сказок живые приметы,
И духовные предков заветы.
Охраняют их воины света.
Этим всадникам многая лета!

«Космонавт летал – не видел Бога» —
Сотрясала пресса Божий свет.
Вот и я, вбежав домой, с порога: —
«Бабушка, а Бога-то ведь нет!

Кабы был дак космонавт увидел…»
Бабушки печальные глаза
С горьким сожаленьем – не с обидой
Посмотрели – позабыть нельзя.

Ничего она мне не сказала:
(Жалко неразумное дитя)…
Не идёт из сердца эта жалость —
Колет даже много лет спустя…

Запускал с товарищем ракету
И мечталось в небо полететь…
До сих пор я помню дату эту
И глаза, что так могли смотреть…

К полузаброшенной деревне,
У Моломы у реки,
Где деревья тихо дремлют,
И стареют от тоски,
Приезжал мужик, не старый,
Тароват, в глазах огонь!
У него свирель, гитара,
И жалейка, и гармонь.
Он свирелью и жалейкой
Растравил весь местный люд:
Две старухи – им налей-ко,
Дак они ещё споют.
Вроде бродят еле-еле,
Всё равно козлух пасут.
Хоть семь пятниц на неделе,
Терпеливо крест несут.
– Эдак, эдак, – скажет Анна
На любой соседки вздор.
– Лико, немочь окаянной,
Уронил совсем забор.
Не козёл, а наказанье,
Надо, лешего, под нож…
– Эдак, эдак, – скажет Анна…
Что тут со старух возьмёшь?
А мужик на ус мотает,
Примечает, что к чему:
Кто о чём и как здесь бает —
Всё-то нравится ему.
Он и сам отсюда родом,
С детства знает говор тот…
Но всё меньше, год за годом,
Здешних изб жилых стаёт.
Эти милые старушки
Тоже отживут свой век,
Зарастут травой избушки,
Не заглянет человек…
А пока, в отцовском доме,
На всё лето – не скучай:
Он рыбачит на Моломе,
Пьёт, не только крепкий чай.
На печи корчага с пивом,
На столе в котле судак,
И в клети висят – на диво —
Вялить рыбу он мастак.
Вечерком затеплим свечку,
Пива пенного попьём.
Ковшик бегает на печку,
Пока всё не пропоём.
Я в гостях у друга Коли:
Здесь такая благодать!
В тишине и на приволье,
Только красок больше брать.
Деревенские пейзажи…
Здесь с природой всё в ладу,
Но боюсь, что скоро даже
Той деревни не найду…

Зарастёт травой высокой,
Нынче, знать, таков удел…
Кто же – слышно – издалёка
Всё играет на дуде.
То жалейки голос слышу,
То жалею о былом…
И в моей судьбе так вышло —
Я оставил отчий дом…

Приди, приди,
Сквозь синь приди,
Поёт пичуга в упоенье.
Ликуя, рвётся из груди
Её призывное волненье.