Олег Синица - Россыпи

То ли тать какой наёмный, то ли мусорщик надомный —
Я иду по коридорам милой Родины моей.
Что же двери все закрыты,
словно здесь кругом бандиты,
И средь них я самый главный,
самый страшный Бармалей?

Где бы мне остановиться?
Верно, та вон дверь – столица,
И за нею восседает сам владыка-государь?
Пригласи меня, владыка, на бродягу погляди-ка.
Может, он тебе напомнит, как жила Россия встарь.

Да, бывали и запреты, да, случались и наветы,
И поэты попадали на крючки больших интриг.
Но пророческое слово – это дар Творца Земного,
Этот дар безмерно тяжек и божественно велик;

Проходил сквозь все орбиты, двери были все открыты,
Были души нараспашку у народа моего.
Нынче ж нет свободной мысли,
словно души все закисли,
И в пространствах коридоров
лишь засовов торжество…

Если ночью идёт человек, да весёлый к тому ж,
И не важно – проспектом идёт
иль пустыми бульварами,
Он уже вызывает сомненье у охранительных служб,
Потому, как ночами, уж если гуляют, то парами.

Может быть, он с разбоя шагает, бродяга ночной?
Отчего он так весел? И тут же проверят гуляющего.
Все карманы обшарят, найдут лишь огарок свечной.
Не поймут, что ночной человек
возвращается из настоящего…

В перевернутом мире давно мы живём, господа.
Мир наш замкнут на массу тельца золотого.
В генераторе правды перепаяны все провода,
Нет ни ближнего света, ни дальнего
для человека ночного.

Оттого и шагает он, весел, с огарком свечным:
Служба в храме закончена.
Смолкли молитвы святые.
Верно, скоро стану я и сам человеком ночным
И с огарком свечным побреду по дорогам России…

Стала часто видеться картина,
Будто сквозь тумана пелену:
Чья-то мама собирает сына
То ли в школу, то ли на войну…

Он ещё юнец. Слова картавы.
И совсем не знает, кто свои .
Он нырнёт в донецкие кварталы,
Где идут жестокие бои.
Там сейчас железные метели,
И шумят свинцовые дожди.
Нынче ночью «грады» налетели,
«смерчи», «ураганы» впереди…

И доколе это будет длиться —
Ни один не ведает боец.
Те за гривны будут насмерть биться,
Эти за Луганск и за Донецк…

Мама молча перекрестит сына.
Знает: весь характером в отца.
И горит, пылает Украина —
И того, и этого бойца…

Вечны в мире и зависть, и лесть,
Подлость всякая, бьющая в темя.
Нам ли спорить о том, кто мы есть —
Бог рассудит и время…
2016 г.

…Много ещё на деревьях осенней Москвы,
Красной, жёлтой, и даже зелёной листвы.
Старый таджик во дворе подметает листву,
Будто бы всю подметает и чистит Москву.

Старый таджик – гастарбайтер, и это смущает его
Всю его сущность, живое его естество.
Может, на Родине, может, в самом Душанбе
Старый таджик о такой и не думал судьбе.

Радует то, что в соседнем дворе, на Тверском,
Сын его, добрый Анзур, в положенье таком.
Знают, что дома их ждёт молодая Лайло —
В доме от женщины этой тепло и светло.

Есть ещё внучки – Бахор, Азнурат и Барно.
Старый таджик, он не видел их очень давно…
Тёплые письма он пишет порой на фарси,
Как хорошо ему здесь на великой Руси.

Пишет, что дедушка скоро приедет домой,
Только управится с жёлтой московской листвой.
Он им не пишет,
что много ещё на деревьях Москвы
Красной и жёлтой, и даже зелёной листвы…

***
Всё суета сует, – сказал Эклезиаст.
Да, суета, и кто оспорит это?
Писание стихов – есть суета поэта,
Другой на суету иных искусств горазд.
Скажи, зачем же нам бежать от суеты?
Ведь суетная мне ещё желанней ты!

***
Восход был чуден: розовое с синим
Переплелись и озарили землю.

И было ощущение весны.
Она пришла, как дева молодая —
Обнажена, ни капельки смущенья,
И лишь глаза зелёные смеются,
Как будто говорят: пойдём со мной!
Но это было только ощущенье —
Сентябрь трепал деревья и кусты,
И краски лета тихо угасали.

***
Мой телефон свистит соловьём.
Я ему задал задачу такую.
Если я вдруг о тебе затоскую,
Ты отзовёшься мне в сердце своём.
Ты набери многозначный мой код —
Мой телефон соловьём запоёт!