Владимир Подгорнов - Мы путники. Избранные стихотворения

…Но ты поймёшь, о Навзикая,
лишь ты одна. Твой кроткий свет
за мной струится и мерцает сквозь мглу…
Печален след
моей фелуки одинокой
и светел;
и когда вокруг
безумной бездны вой и хохот,
и кажется, замкнулся круг
моих скитаний по беззвездью судьбы —
я выстою, пока ты светишь…
Свети. Иначе мне не быть.
Свети!..
Слепой от яри белой,
швырнул когда-то океан
моё истерзанное тело
к твоим блистательным ногам,
девчонка,
боль моя,
богиня,
моя опора на Земле…
Я целовал глаза другие,
я знал других, добрей и злей,
цариц и девок обнимал я,
любя и не любя, —
как много знал я и познал я,
не знающий тебя,
пречистая,
что мне на свете единому обречена!..
Свети! Я жив, пока ты светишь.
И не моя вина,
что палит стопы мне, как пламя,
твоя блаженная земля,
твой мирный мир…
Я – камень,
камень, которому лететь велят,
который мощною рукою
когда-то пущен из пращи
и отрицанием покоя заклят:
«Лети! Ищи, ищи!..
Спеши, лишён тепла и крова,
лишён всего,
что в этом мире есть святого!
Что в этом мире
т в о е г о?!
Ты сам
Н И К Т О,
ничей и нищий,
во мраке – чёрное пятно…
Ты всё утратишь, что отыщещь,
и лишь одно…
Итака, дом мой зелёный,
о тебя опирается небо,
словно край опрокинутой чаши…
и лишь одно,
быть может, ты и не утратишь,
когда найдёшь – поди найти, глупец, попробуй!..»
Вновь пора мне в моё Н и ч т о…
Но ты – свети!..
Свети
звездою вечной, единственной…
Иначе мне – не быть.

Когда,
наивный большой барабан,
я умолкну —
что будет со звёздами,
пляшущими там
под рокот мой?
Буяню
хмельной
невпопад и без толку
мир заталкиваю
в слов этих
ритм хромой.
Любовь моя,
океаны Земли – твоё ложе
тесно
но всё же
не крошево скал.
Нежно
ладонями осторожными
я на пламени
имя твоё
высекал.
Каменотёсом,
пламенотёсом
на мраморе времени
я расплескал
улыбки радугу – я, несносный,
радостный,
радужный барабан.
Это
нелепое
рыжее Солнце —
братец мой младший,
цыганский бог —
проснулось,
в открытое небо ломится
толпой ошалело пляшущих ног.
То-то
хохоту
будет сегодня,
когда сычи продерут глаза
в полночь,
которая
станет полднем,
когда
никто им
не сможет сказать,
где верх
и где низ,
где лево и право
и в какую я сторону
Землю верчу!
Дважды два – четыре?
Это —
не правило,
это – если я
захочу.
По случаю
сегодня
повелеваю:
всех брадобреев
обрить наголо!
Пусть
маслом репейным
обритых их
поливают,
окунув предварительно в одеколон, —
за то,
что всех под одну гребёнку
стригли
Истине вопреки!
Мир тебе,
мир мой многоребёрный,
приподымись на носки —
я наделю тебя
высшей наградой —
Жестяной Звездой
от бутылки с пивом
и осколком,
которому нету равных —
самым зелёным,
самым красивым.
Зажми в кулаке его,
к глазу приставь
и глазей вокруг,
сколько хочешь долго.
Я бы сам
поглазел,
но что будет
со звёздами,
пляшущими там,
если я,
наивный большой барабан,
вдруг умолкну?!

Как дым,
и облако,
и серебро луны —
вот,
рядом,
тут,
но удержи попробуй! —
живу средь вас,
пришелец из иных созвездий;
непонятны тропы мои вам,
и далёк, и дик напев негромкий;
и глаза тревожат
нездешним напряженьем…
Я
один из тех,
кто чудом избежал, быть может,
погибели,
кто
мир свой пережил,
чтоб стать скитальцем тихим и печальным,
чужим и чуждым всем, как Вечный Жид…
Кто знает моего пути начало,
и кто – конец?..
Увы, не я,
не я…

По Руси-росе я брожу босой,
по земной красе след мой полосой,
и звенит трава под сырой ногой…
Окунусь в рассвет головой нагой —
и свищу скворцам, и ручьи мучу,
по кривым корчам колом колочу,
и ныряю вдруг под сосновый свод,
и грибы веду хором в хоровод,
над трясинами с комарьём пляшу
под осиновый, под бузинный шум…
…А за рощами, за берёзами
сарафан Заря сушит розовый,
разметала косу рожью русою…
Подберусь, затаюсь —
станет грустно мне…
Уж она ясна, уж она красна,
да меня она и не хочет знать!
Всё смеётся – нос, говорит, как кляп,
мох в ушах пророс, борода в репьях,
да и сам коряв, как столетний дуб!..
…Полюбил Зарю на свою беду.
Разгоняю грусть, ухожу в леса
и её красу уношу в глазах,
уношу в глазах счастьем и бедой —
и стоит краса в них живой водой…