Александр Холин - Калинов мост

Настанет день сиятельной надежды.
Пройдут дожди несбывшихся надежд.
Мне просто лень. Мне просто лень, как прежде
Читать стихи про пьяниц и невежд.
Моих одежд весёлые лохмотья
Не согревают сердца и души.
Ах, если бы послушать Паваротти,
Чтоб в музыке ожили миражи!
Тогда бы я дарил добро и радость
Среди разрухи, голода и лжи!
Оскомина во рту…
Какая гадость!
А ну, верните веру в миражи!

Тайну России жидам не понять.
Что им разбитые наши дороги,
где словно рак, не попятишься вспять
и, не ругнувшись, не вспомнишь о Боге?
Тайна России – известный пассаж
американо-английских симфоний.
Не обрусилась еврейская блажь
средь необъятных российских колоний.
Где-то уже не горят фонари,
где-то горят, освещая дорогу.
Путь ко Спасенью – ори не ори —
через российскую боль и тревогу!
Но, не признав преступлений отцов,
мы не получим от Бога прощенья.
Рухнет держава в руках подлецов
без Аллилуйя, без отпущенья!

Что осталось мне в сломанном доме?
Что ещё не успели продать?
Русь моя, ты по-прежнему в дрёме
и не можешь ни взять, ни раздать.
Благодать покидает Россию,
одиночества след не стереть,
и уже не дождаться Мессию,
где хозяйствует вечная смерть.
Умирают дебаты и споры,
умирает желанье творить.
Скоро небыль.
Закончится скоро
состоянье:
по-русски любить.
Лунный луч разорвали как нитку,
голодранцы ползут по Руси,
как пропившая домик улитка,
как попавшие в суп караси.
Эх, Россия! Чумное болото!
Неужели сквозь денежный звон
ты опять не услышишь кого-то?
и не вспомнишь сиянье икон?
Много к Богу дорог?
Нет, не много!
Разберись в недалёкой судьбе:
неужели навек синагога
стала костью собачьей тебе?
Неужели девиз большевизма —
Всё отнять! Разделить! Расстрелять! —
стал критерием нашей Отчизны,
превращающим Родину в… мать?

Снова еду по России:
запустенье, темь и тишь…
Это даже некрасиво.
Нет, браток, постой! Шалишь!
Не на то настроил лиру!!
Неужели в пекле зла
Русь, кормившая полмира,
в одночасье умерла?
неужели спозаранку
пахарь в поле не идёт?
По над логом кровь подранков,
или птиц, убитых влёт…
Снова, нечисть ополчилась?!
Но не дай себя убить,
православная Россия,
к Богу пламенная нить.
По России год за годом
без подначек, без прикрас
пахнет яблоком и мёдом
на лугах твой кроткий Спас.

Бескровные улицы жаркой столицы —
как будто от Бога завещано нам
проститься с надеждами, испепелиться
и тихо сходить в обустроенный храм.
Иду я по улицам мёртвой столицы,
несу на Голгофу сколоченный крест,
но мечется сердце в груди, словно птица,
и слышится Благовест утренних звезд.
Окрест ни людей, ни машин и ни звука,
и с городом встреча – один на один!
А Благовест звезд – это боль, это мука.
Москва без людей…
да и я нелюдим.
Единая искра горит между нами —
залог пониманья и вечной любви.
Куда мы приходим?
Вы знаете, сами,
но строить столицу нельзя на крови!
Порвёт бесконечная тяжесть рассудка
мою истончённую с Господом связь,
и вянет в ладони моей незабудка.
Но я не танцую, не плачу, смеясь.
Мы с городом связаны прочною нитью, —
как Пушкин писал, мой собрат по перу.
Иду на Голгофу…
Иду по наитью…
Москва не умрёт! Вот и я не умру.

Те же кочки да ямы
на дорогах видны —
вековечная драма
обнищавшей страны.
Снова чьи-то вопросы,
снова мать-перемать!
Боже! Что же ты бросил
нас в дерьме помирать?
Снова я сожалею,
что чего-то не смог,
но иду как умею
в Твой небесный чертог.
Ни к чему разговоры
мне про Божий Завет.
Я надеюсь, что скоро
вновь наступит рассвет.
Где ты бродишь, Мессия
среди сплетен и смут?
Знай:
в заблудшей России
Бога помнят и ждут.

Воздух потеет.
На улицах жарко.
Дым пепелища окутал Москву.
Что бы про это придумал Петрарка?
Как бы воспел он пожара канву?
Мне не хватает ни мысли, ни слова,
вымрет природа и вымрет народ.
Только ведь это, поверьте, не ново,
путь наш к концу, а не наоборот.
Красных ворот покрасневшие пятна,
Лермонтов, молча, на город глядит.
Не поворотится вспять, вероятно,
лютое время расстрелов, обид.
Да и к чему нам жидовские склоки?
Но на пути лилипутинских драм
снова поэт восхваляет истоки
самых прекрасных в миру панорам!
Снова взывает и молится Богу!
Только поэт, как обычно, убит.
Вот и подходит Россия к порогу
мраморных чёрных кладбищенских плит.