Александр Холин - Калинов мост

Я на Чёрный Покров в ноги вам поклонюсь.
В паутине веков вновь запуталась Русь.
Вновь бежала волна вниз по Волге-реке.
Не моя в том вина, если горечь в строке.
Изливается боль и на сердце огонь.
Из оков и неволь – на расстрел под гармонь,
потому что я рус, потому что не жид,
коли смел, коль не трус, значит, будешь убит.
Но пока ещё жив хоть один на Руси,
станем правду вершить. Бог промолвит:
– Еси!
Не моя в том вина, что Покров почернел.
Чашу выпей до дна и прими свой удел.
Но не сломлена Русь паутиной веков
и я снова молюсь, снова Чистый Покров.

Небо проснулось от птичьего грая.
Русь, просыпайся!
Весною не спят!
Настежь ворота весеннего рая,
здесь не задушит чумной снегопад.
Надо ли жить из дремоты в дремоту,
слушая денежный звон кандалов?
Снова на Русь объявило охоту
жидомасонское стадо воров.
Слов не хватает, чтоб высказать честно
суть ростовщичества, смысл бытия.
Полноте, люди!
Давно нам известно:
истина жизни для всех и своя!
Но, собирая весной незабудки,
радуясь солнцу и светлому дню,
я вспоминаю лишь эти минутки,
а проходимцев ни в чём не виню.
Стоит ли помнить духовное скотство?
Сгинет от злобы финансовый жид.
Русс не продаст своего первородства!
Русский всегда и поймёт, и простит.

Ах, как больно!
Воистину больно
видеть родину нашу в грязи!
Быть свидетелем и сердобольно
слушать гадости…
Боже, срази
город мой древний, словно Гоморру,
словно основу столичных канав!
Скоро ль Пришествие?
Если не скоро,
то разобраться бы с теми, кто прав.
Прав на убийство,
прав на моленье
и поклоненье Златому тельцу.
Кончилась строчка стихотворенья,
значит и время подходит к концу.

Я жить хотел остепенясь
от равнодушия и скотства,
как прежде, плача и смеясь,
струясь в потоке идиотства.
Но отворился край небес,
раскрылся смрадный запах тленья,
и я опять взвалил свой крест
одной строкой стихотворенья.
И я кричу!
И я ору:
куда вы вновь бредёте, люди,
под зачумленье на пиру
и дармовой калач на блюде?!
Ведь ваша родина вразнос,
враздрызг Европе продаётся.
Ваш бронепоезд под откос,
и вся Америка смеётся
над лохотронством россиян
в колониальном Москвабаде.
Проснись, Россия!
Я не пьян!
Я строевым, как на параде,
шагаю нынче по стране
К недопришедшим переменам.
Я жив ещё!
Но я в дерьме,
а, значит, где-то есть измена.
Кто превращает нас в утиль?!
В баранов?!
Пьяниц?!
Попрошаек?!
И это горе. Это быль.
И журавлей исчезла стая.

Опять холодная война!
Ей никогда не стать горячей,
страна в болото сметена,
и подготовлена для сдачи.
Но ни снарядов, ни фронтов
мы в этот раз не испытали.
Под равнодушие ментов
Россию Западу продали.
За что же дед мой воевал?!
За что отец ходил в атаку?!
Никто из предков не жевал
американских булок с маком.
Они вставали за страну!
Они сражались за Рассею!..
Американских денег кнут
всё наше мужество развеял.
Жидо-масонское ворьё
ликует нынче в Москвабаде.
Мы превращаемся в гнильё…
Спаси нас, Боже, Христа ради…

Штормовыми волнами
время обозначено.
Забивают смолоду —
в долларях
оплачено.
Продано, разделено
всё пространство русское.
Русь теперь – расселина
Зазеркалья тусклого.
Ленью околпачены,
водкой одурманены.
В долларях оплачено
то, что мы подранены.
Все поля и пастбища
заросли крапивою.
Ветер мчит по кладбищу,
встряхивая гривою.
Мы бредём спокойненько,
скрученные нежитью…
Полноте, покойники,
обижаться не на что!

Говорили, что лето, настанет хорошее лето,
обещали, что где-то России простятся долги.
Только пух тополиный, как вьюга, летит до рассвета,
и былины поют про меня неживые враги.
Я так долго искал улетевший из мира порядок.
Я так долго стирал с поднебесья следы облаков.
Я пролился дождём и, наверное, выпал в осадок.
Мы надеемся, ждём, а находим железо оков.
Дух морозный черёмух летит Ботаническим садом
и стараются петь, зазывая подруг соловьи.
Город хочет взлететь и обрушиться вниз листопадом,
словно новая жизнь сквозь мятежные мысли твои.
И уже не волнует сразившее мир лихолетье —
всё проходит как сон, и оно непременно пройдёт,
лишь бы мы не мрачнели, когда улыбаются дети,
и как ветер стихали, встречая весёлый восход.