Анна Брэдстрит - Поэзия США

Братство? Нет слова, которое сделало б братом.
Братство только смелый с бою берет
Ценою опасности, риска — и не иначе;

Братство в этом враждующем мире — богатый
И редкий и неоценимый дар жизни.
И его не получишь за слова и за вздохи.

Ге-эй! Как придавило наши плечи!
Мы не рождены лежать в этой земле,
Мы — негры, португальцы, венгры, поляки.

Мы родились смотреть на другое небо,
А теперь лежим на пастбище у реки,
Лежим на лугу под плотным дерном.

Мы слышим землю и стрекот кузнечиков,
Это мы проложили рельсы от океана к океану,
Это мы (если знаете) провели дорогу сквозь горы,

Спустив ее к Ларами уклоном,
Восемнадцать миль по гранитной круче,
Сорок три фута на милю — ни больше ни меньше.

Это сделали мы, пришельцы и бродяги,
Это мы вырыли лотки для холодной воды,
Это мы устроили стоки и подъездные пути.

Это делали мы, и нас подгоняли ирландцы.
Мы все пришлые, не из этой страны —
Шотландцы, англичане, китайцы, австрийцы,

Ге-эй! Земле тяжелы наши кости.
Не для того мы шли сюда, чтоб лежать
Под шпалами в глиняной выемке.

Все лучшее в мире скупили себе богачи.
Все липнет к сальным кредиткам —
Даже целый континент, даже новое небо.

Пусть чужая трава прорастает над нами,
Мы проложили сталь в каменную толщу гор.
Телеграфными столбами отмечены наши могилы.

Мы шли сюда не затем, чтоб лежать в земле,
Чтоб поезда грохотали над нами в гулкой лощине…

Сегодня сдержан голос мой и скорбей стих
Во славу осени и ливней преобильных
Во славу серых туч полей цвести бессильных
Во славу ветра что скулит в ветвях немых

Во славу осени — она всех ближе нам
Чужое солнце нас оставило в покое
Не мучит зеленью не жарит как весною
Нет бессловесности столь родственной снегам

Когда полно вокруг отверженных ворон
Весь мир — у наших ног год шепчет уходящий
Что шире стал простор что рассветает чаще
Средь бела дня и мраку нет препон

В пожаре яростном бунтующей листвы
Когда в сердцах зима со снегом на полсвета
Мы одиноки птиц знакомых нету
Луна и звезды ночью — возле головы

Всех ближе нам пора стерильной синевы
Слова длинней дыханья долог звук расцветший
Кричит мертвец из осени ушедшей
И я зову тебя из горькой синевы

Старики метут дворы перед зимой
И сухие листья жгут то там, то тут,
День за днем, и жизни нет у них другой,
Но листва мертва, а старики живут,
Чуточку живут, как листья мертвые, легки,
Сами по себе остались старики,
Их давно нигде не любят и не ждут.

Старики метут дворы перед зимой
И сметают вместе листья и года.
Пахнут старики горелою листвой,
И, пожалуй, им сдается иногда,
Что сухие листья кленов и дубов —
Это их былая радость и любовь.

этому дому
и белому белью на веревке

этому голавлю, с кишками наружу,
с травой, торчащей из горла,
и свежей зеленью в брюхе,

английской речи галантерейщика,
чья искренность — будто конь и всадник
на песчаной дороге,

английской речи Исаака Уолтона [123] Исаак Уолтон (1593–1683) — английский писатель, автор знаменитой книги об искусстве рыболовства. ,
звучащей, как маленький колокольчик
точильщика ножей,

форели, вырезанной ножом на столе
в рыбацкой хижине,
форели, которая оживляет воду.

Добра, добра я желаю всем вам,
всем, как этот голавль,
попавшимся на крючок.

царственного солнца
и цитрусов,
Флорида кораллов,
осоки, указывающей
остриями на север,
отелей, полных
океанского воздуха,
мелких торговцев
с усталыми глазами,
проституток и процветающих барменов,
пронизанных
апельсиновой музыкой,

негритянских хижин,
где молитвы сборщиков хлопка
из рабской груди
рвутся ввысь,
в небесное царство,
другая Флорида,
земная юдоль африканца.