Анна Брэдстрит - Поэзия США

Все — Хорив, Синай и сорок лет —
На лице лежало грузом каменным,
Если вдруг дневной искрился свет
На Бреннбауме Непререкаемом.

В кремовой каюте самоходной яхты
Мистер Никсон советовал мне тоном приятеля:
«Не откладывайте в долгий ящик. Обдумайте
Слабости обозревателя.

Я был столь же беден, как вы.
Вначале, конечно, я просто копил
Гонорары — по пятьдесят в ту пору, —
Вещал мистер Никсон. —
Верьте мне, возьмите себе раздельчик,
Даже если вам служба претит.

Обозревателям — в лапу. С пятидесяти
За полтора года я дошел до трехсот.
Самым трудным орешком
Оказался некий доктор Дандес.

Я на людей смотрю под одним углом —
Купит или не купит мою работу.
Чаевые — хорошая вещь, чего не скажешь
О литературе — тут они бесполезны.

С ходу шедевр не призна́ет никто.
И по боку стишки, мой мальчик,
Кому нужна эта дурь».
……………………………………

Похоже советовал мне приятель Блаугрема:
«Хватит лезть на рожон.
Прислушайся к окружающим. Девяностые
В эту игру поиграли и сдохли, и лопнул
пузырь».

Под покосившейся крышей
Стилист обретается сирый,
Нищий, неслышнее мыши;
Вот из сумятицы мира
Вечной природою взят.
С необразованной дамой
Дар совершенствовать рад.
Драму приветствует яма.

Кровля течет у жилища,
Где немы изыск и раздор.
Тяжелая, жирная пища.
У двери скрипучий запор.

Хранительница des habits Milésiens [64] Милетских привычек (фр.). Намек на «Милетские рассказы» Аристида из Милета (II в. до н. э.), считавшиеся не вполне пристойными.
По части ума и эмоций.
Но в Илинге [65] Илинг — аристократический квартал Лондона. разве найдется
Достойный подобных сцен?

Но что тут, по правде, милетское?
В ней бабушкин старый завет
Засел на десятки лет:
Блюсти положение светское.

«Дафна, чей стан корою покрыт [66] «Дафна, чей стан корою покрыт…» — неточная цитата из Овидия («Метаморфозы», книга VII, I, ст. 786). ,
Листвой ко мне тянет руки», —
Субъективно. В гостиной, обитой тафтой,
Госпожу Валентайн ждал в муке,

Зная, что мой костюм
Совсем не того покроя,
Который бы в ней вызывал
Страсть хотя бы порою,

И сомневался порой
В тонкости понимания
Литературных затей,
Но не ее призвания:

Поэзия — граница идей
Для нее, но также и средство
Вовлечь те слои,
Что с крайностями по соседству;

Крючок, чтоб завлечь леди Джейн,
Повод театра коснуться,
А в случае революции
Подруги нет задушевней.
…………………………………

С другой стороны, шагает душа,
«Та, кою питали культуры великие»,
По Флит-стрит, едва дыша,
И доктора Джонсона [67] Сэмюэл Джонсон (1709–1784), английский поэт и эссеист. слышатся клики.

И тут ведь давно продажа
Носочков для резвых козочек
Вытеснила разведение
Чудны́х пиэрийских розочек.

Иди, немая от рожденья книга,
Поведай той, что песню Лоуса мне пела:
Как песней некогда,
Ты жизнью овладела,
Быть может, ты бы мне простить сумела
Грехи, что делают мой дух увечным,
И увенчала бы себя хваленьем вечным.

Поведай той, что прячет
В простом напеве клад,
Заботясь лишь о том, чтоб прелести ее
Жизнь смыслом наполняли:
Пусть сохранится это бытие,
Как роскошь роз в волшебном янтаре , —
Оранжевый и красный, как в заре,
Сольются, станут веществом одним,
Одною краской, время стерегущей.

Поведай той, что ходит
С былою песней на устах,
Не расставаясь с песнею, не зная
Тех уст, что песню сотворили,
Тех уст, что губ нежнейших не грубей , —
Они в веках споют хваленья ей,
Когда наш прах с уоллеровым ляжет, —
Опилки на опилки немоты,
И все разрушат зубы пустоты —
За исключеньем красоты.

Густеет зимний вечер в ночь,
И запахи чадит жаркое.
Шесть часов.
Сожженье дымных дней такое,
И вот вам ноги обмотал
Дождливый шквал
Листвою, сброшенною в грязь,
Газетами с пустых участков;
И бьет, струясь,
О ставни, трубы ливень частый.
А на углу стоит, дымясь,
Извозчичья худая кляча,
И фонари зажглись, маяча.