Анна Брэдстрит - Поэзия США

Приветствуйте могилу и тяжеленную скуку,
Отсалютуйте им, приложив к носу палец.

Вот они, конфетти и колокольцы для вас.
Вперед, помолодевшие баловницы!
Омолодите кстати «Спектейтор».
Вперед и сделайте мяу-мяу!
Спляшите-ка так, чтобы люди краснели,
Спляшите-ка фаллический танец
и расскажите-ка анекдот о Кибеле!
Поведайте-ка о безнравственном поведенье богов!
(Сообщите об этом м-ру Стрейчи.)

Задерите-ка юбки у благонравных,
покажите лодыжки их и колени.
Но прежде всего ступайте к положительным людям —
вперед! дерните колокольчик над дверью!
Скажите, что вы не трудитесь
и что жить предстоит вам вечно.

Когда был закрыт мой лоб прямой челкой,
Я, у передних ворот играя, цветы собирала.
Вы пришли на ходулях, вы были всадник,
Вы прошли со мной рядом, жонглируя синей сливой.
И после мы жили там же, в деревне Чокан,
Два маленьких человека, без неприязни и подозрений.

В четырнадцать, Господин мой, я стала вашей супругой.
Никогда не смеялась, так была я стыдлива.
Исподлобья смотрела на стену.
Тысячу раз позовут меня — не откликнусь.

В пятнадцать я перестала дуться,
Я хотела, чтоб прах мой смешался с вашим
На все времена, навсегда, навеки.
Зачем было мне куда-то стремиться?

Вы ушли, а мне стало шестнадцать.
Вы ушли в Ку-то-ен по реке, где на омуте омут,
И пять месяцев нет вас.
На деревьях печалуются мартышки.
Уходя, вы вздымали ногами пыль.
У ворот вырос мох, новый мох,
А корни, что его и не выдрать.
Ветер, нынче осень рано срывает листья.
На крылышках бабочек — желтый август,
В Западном садике кружат их пары;
Из-за них мне больно. И я старею.
Если вы, возвращаясь, пойдете в теснинах Кьянга,
Дайте загодя знать, молю вас,
И я выйду навстречу вам
даже к Чо-фу-са.

В теченье трех лет, никем не услышанный,
Возродить он тщился угасшую суть
Поэзии, удержать на земле «возвышенное»
В допотопном смысле. Заведомо ложный путь —

Ибо был он рожден средь диких людей,
Чуждых новшествам, пьяных наживой;
Мнил лилеи взрастить из пустых желудей;
Капаней; форель для наживки фальшивой.

«Iδμεν γάρ τοί πάνθ’, δσ’ένΐ Τροʼη» [46] Ибо мы знаем все, что в Трое (древнегреч.).
Проникло в открытый звучаниям слух;
Двигая скалы, этой порою
Крошево моря влекло его дух.

Себе в Пенелопы он выбрал Флобера,
У глухих островов все удил и удил,
Любовался Цирцеиной прядью без меры,
Не глядел на максимы о ходе светил.

Не изменяемый «ходом событий»,
Он шествовал: на́чался l’an trentiesme
De son eage [47] Год тридцатый его жизни (старофр.). — ни успехов, ни прыти,
И Муз любимцем не слыл он совсем.

Век требовал запечатлеть
Его рывки и ужимки —
Тут ну́жны не мрамор, не медь,
А моментальные снимки.

Озарения — к черту прозренье твое,
И никаких выкрутасиков!
Лучше заведомое вранье,
Чем парафразы классиков.

Гипсовых формочек «требовал век»,
Реакции требовал бурной,
Шустрой прозы ждал человек,
А не вычур рифмы «скульптурной».

Цвет чайной розы у платья к чаю —
Замена муслинам косским,
Вместо пленительной лиры Сафо —
Пианола со звуком плоским.

За Дионисом шел Христос.
Состарились, ослабели
Фаллос и дух святой.
Теснит Калибан Ариэля [48] Чудовище Калибан и воплощение добра Ариэль — персонажи «Бури» Шекспира. .

Все на свете течет, —
Мудрый сказал Гераклит.
Но безвкусицы пламя
Дни наши испепелит.

Вся лепота христианская —
Пуста супротив Самофракии.
Гляньте, как τό γάλον [49] Прекрасное (древнегреч.).
Тащат торговцы всякие.

Фавнова прыть не про нас
Или святых терзания.
Вот вам для вафель пресс,
Свидетельство на обрезание.

В принципе люди равны,
Ежели нет Писистрата [50] Писистрат (ум. 527 г. до н. э.) — афинский тиран. .
Мы выбираем в вожди
Плута или кастрата.