Вячеслав Ладогин - Спички

Почему? Просто знаю, что именно
Называется «детский фольклор».
Изучать его? Бог упаси меня!
Вот пример есть, он свеж, остёр:

Это детское стихотворение
Хриплым голосом надо читать,
В ноздри якобы запахи тления
Шумно втягивать, завывать.

Лучше делать сие тёмным вечером,
Чтоб девчонки визжали. Чтоб им
Представлялось лицо твоё черепом
Вместо взгляда с пространством пустым,

Вместо рта со сквозною прорехою…
Чтоб боялись, чтоб корчили рты.
Кстати, можно скакнуть, кукарекая,
Мигом поудирают в кусты!

Как приятно у трупа смердящего
Перегрызть сухожилия ног,
И холодного мяса скользящего
Отхватить на полфунта кусок…

Я балдею – вот стихотворение!
А каков театральный эффект!
Может мерзко с другой точки зрения?
Дело прошлое. Плюсквамперфект.

Дело в прошлом. Росли несмышлёныши.
Умирала идея отцов,
Потому как бессмысленна. Горечи
Слишком много для сладостных слов.

Перегрызть сухожилия ног,
Отхватить на полфунта кусок…

Детвора? Кем украдена родина?
Неужели моя жизнь по стишку?
Где там был волосочек, где родинка —
Разберу ли в гнилостном соку?

…Вынуть глаз: голубой-голубой! —
На тарелку его положить
И, смешавши с протухшей кишкой,
Съесть, и тёпленьким гноем запить.

Дальше стих обрывался. Откуда он?
Кто придумал дурацкий кошмар?
Кто бы ни был, боюсь я, иуда он,
Или кровью надутый комар…

Хлоп ладонью! Ах, если б так простенько:
Хлоп о доску – и в дамках… нельзя.
Лишь в душе ты жива: кудри, родинка,
Василькового цвета глаза.

Поёт мой велик, замелькали спицы,
Как тает расстояние! И вот
Стал ближе, чем асфальт, мне – небосвод,
Как ткань из пресной, но хмельной водицы.

Я вижу, будто: в свет одета даль,
Как (смутная) высокая фигура
В шатре, а над шатром вверху – хрусталь,
Мой велик мчит и мчит со свистом бурным,
Мой правый тормоз обрывает свист,
Застыл мой ветер – велосипедист.

И встали сосны, как от дуновенья,
Как буквы золотые откровенья,
Береговой камыш из озера встаёт,
Его не сгубит зной, не перережет – лёд,

Когда мороз падёт из ямы из небесной,
Заблещет пыльный снег, где Волги рябь неслась,
Снежинка каждая руками чёрной бездны
Обрамлена в сребро, прозрачна, как алмаз,

Весной же нож расколет лёд, вскипят сугробы,
Вода, мутясь, навалит лес, пойдут потопы,
Но догудеть стихиям небо не даёт,
Приходят в берега, отбушевав, разливы,
Чтоб я увидел трав поднявшиеся гривы,
Чтоб плавно тёк поток, чтоб в нём блистал восход,
Чтоб вышел чёрный лось с лосёнком сероватым,
Чтоб пил да фыркал над волнами – ртом горбатым.

Плюх!.. Гуси северные падают на гладь,
Чу! – Чайки гомонят, высматривая пищу,
Дождь, солнышко, грибы, с черникой… благодать,
Стрекоз не счесть, жуков, и мух, и мошек – тыщи.
Трава оленям в корм, а птицам – мошкара,
А поселковым хлеб, да ягоды, да водка,
Краснеют лица во хмелю не больно кротко,
Хлеб сердце кормит… каждый сдох бы уж вчера,
Когда б не хлеб…
Вода ручья поит берёзы,
Мчит сквозь сосновый бор, спит в ельнике сыром,
У цапель в камышах величественны позы,
Взмахнул лесной орёл коричневым крылом,
Гляжу, вся пятнышках лань бродит по пригоркам,
Гляжу, а там ежи скрываются по норкам,
Там месяц календарь рисует на воде,
Там солнце к западу стремится в высоте,
И наступает ночь, и совы вылетают
В лесу охотиться, и воет волк в полях,
Но только солнце в небесах луну меняет,
Как хищный сыч ночной в густых исчез – ветвях,
Тут просыпается добытчик поселковый,
Он голубику в лес выходит собирать,
Чтоб выручить в Москве – чуть не соврал: «целковый»…
N тысяч лет тому – был день, есть день опять…

На озере большом ух ты какая заводь,
Подлещик выскочил и щука вслед за ним,
Стать лодкой хочется, скрипя веслом, поплавать,
Посмаковать, как пробуждается налим,
Как сом змеится, будто ждёт спиной остроги,
Как всё в воде живёт, но вдруг пылает жар,