Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

И надо только выстоять,
Спокойствие храня,
Когда за каждым выступом
Готова западня.

Во встрече той предутренней
Всю меру, стих, учти,
Всё жило силой внутренней,
Безо́бразной почти.

Изобрази движение
Тех влажных листьев лип
И тонкий отблеск пения,
Который к ним прилип.

Изобрази, как юноша
Прошел среди аллей,
Иную жизнь задумавший
И присягнувший ей.

Изобрази без горести
Рассвет, весну, дома,
Всё — как начало повести,
Где автор — жизнь сама.

Плывет над площадью пустой
Июльских дней настой.
И бронзовый стоит на ней
Веселый маршал Ней.

Здесь город тих, слегка угрюм,
В шафранный плащ одет,
А я на маршала смотрю:
Знакомый силуэт.

Всплывает детства давний миг —
Ты над душой моей
Стоял в страницах рваных книг,
Веселый маршал Ней.

Смешны рисунки мне Раффе,
Смешны мне годы те.
Сто лет прошло… Сижу в кафе,
В парижской тесноте.

Когда б ты с камня слез, гроза,
Ко мне, отерши лоб,
То я б грозе порассказал
Хотя б про Перекоп.

Про день, что был не бирюзов,
Про наших армий вихрь,
Про тех, что вышли из низов, —
Про маршалов моих.

И ты бы — бронзовый, рябой —
Смотрел на грани крыш,
Где несмолкающей трубой
Вдали ревет Париж.

Где в летней дымчатой красе,
Наметившись едва,
Он грозен, он еще не все
Сказал свои слова.

Ни машин елисейских
Цветные ряды,
Ни холсты
На музейной тропе,
Ни дыханье камней
Драгоценных, седых,
В синем бархате
Рю де-ля-Пе —
Ничего не сказали
Хорошего мне.
Даже площадь
Конкордская вдруг
Потускнела,
Словно пустыня во сне,
Только пылью
Обвеянный круг.

Я увидел, как призрак,
Работы предел:
Море рваное,
Мокрые латы.
Неслышимый ветер гудел
Над летящей
Победой крылатой.
Серый мрамор,
По телу
Струясь полотном,
Словно латы,
К плечам тяжелея,
Напряженнейших крыльев
Окончив залом,
Бился жилкой
Легчайшей
На шее.

И как будто лицо
Затерялось
В ночи,
Без лица —
Только скорость нагая,
Эта легкая сила
Взлетела и мчит,
Все границы,
Пространства
Сжигая.

Над столицею старой,
В полярных горах,
В океанов
Тропическом пекле,
В черноте стратосферы
Увидишь — горят
Эти крылья,
Несущие
Век наш.

И во тьме
Европейской,
Где светел мятеж,
Ослепляя невидимым
Ликом,
Ты услышишь, как хлопают
Крылья всё те ж,
Черепа
Разбивая владыкам.

От тебя ухожу я
В шумящий Париж.
В этот день
Я куда ни ступаю,
Всё мне кажется —
Город
Бескрыл и бесстыж,
Лишь одна
Суматоха тупая.

Конечно, Мост Самоубийц —
В местах рабочих лег он,
Где столько безысходных лиц,
Забытых счастьем окон.

Внизу — озерная вода,
Тропинок желтых скаты,
Внизу холмов — вечерний дар —
Парижа дымный кратер.

Ныряй в пучину этих крыш,
В лиловых стен объятья,
Он был одним хорош, Париж, —
Всем предлагал нырять он.

И после выносил прибой
Одних на остров квелый,
Наполеоновской судьбой
Назвав беды глаголы.

Других кидал в холодный морг,
Гнал в нищету без срока,
Беря четвертых на измор
В Кайенне иль в Марокко.

Но образ некий вынес он
Сюда, на холм рабочий,
Тайком поставив на газон
Испуганною ночью.

Бывает — парк шумит, крылат,
Бывает — весь в молчанье,
Лежит под деревом Марат
В своей свинцовой ванне.

Пускай не может рук поднять
И жечь не может речью,
Как будто дремлет среди дня
Тень правды человечьей.

Он видит сон: в волнах косых
Идет он, волны роя,
Он стал корабль, кусок грозы,
Скользит стальной горою.

Вновь держит речь, неукротим,
Как прежде, голос звучен,
И осыпаются пред ним
Фонтанов водных кручи.

Их вызвал век не под шумок,
На мировом раскате —
Того, что лег на Бют-Шомон,
Того, что встал в Кронштадте.