Рейхстаг обугленный, в пожаре…
Над ним, где стяг победный плыл,
Там Мелитон стоял Кантария,
И с ним — Егоров Михаил,
Поднявши стяг победы нашей,
У всей вселенной на виду,
В часы, которых нету краше,
Прекрасней нету в том году.
Пройдут еще несчетно годы,
Но вечно будут помнить их —
Как делегатов двух народов
От всех народов мировых!
1975
Пицундские сосны, я видел вас
Во всей первозданной красе,
Когда вы стояли в полдневный час
На пустой, песчаной косе.
И черный буйвол — древний убых —
Из моря, прям и высок,
Словно Юпитер, из пен голубых
Выходил на белый песок.
И солнце он нес на рогах и мне
Казался мира отцом.
А белые лилии в тишине
Вокруг стояли кольцом.
И тишина звенела в ушах.
Казалось, место нашли,
Чтоб здесь человечья встречалась душа
С бессмертной душой земли.
А дни, как волны, теряют след,
За вестью уносят весть,
Не счесть вам реликтовых ваших лет,
И мне своих лет не счесть.
Что ж, сосны Пицунды, в далекий час
Шумела и наша весна,
И буйвол и лилии были у нас,
Была и своя тишина.
В стране же, что старостью мы зовем,
Живет со мной моря кусок,
Те дни, куда мы в сновиденьях идем,
То солнце, те сосны, песок…
Между 1970 и 1977
4. ЦХЕНБУРТИ
(Национальная конноспортивная игра с мячом)
Мне кажется,
Что в жизни я играю
Еще в цхенбурти.
Конь еще в игре,
Все правила, как я,
Он тоже знает,
И мы давно уж
В схватке на горе.
Всё кружит мяч
Под конскими ногами,
Года летят —
Игра всегда права,
А мы идем
Азартными кругами,
Сменяет май
Осенняя трава.
И блекнут зори,
Зорями сменяясь,
И конь храпит,
И, голову задрав,
Он спрашивает,
Хищно улыбаясь:
«Мы еще живы?
Разве я не прав?!»
— «Вперед, дружище!
Нас зовет пространство,
Крик игроков,
Разлет других высот,
А нужно нам:
Палат ума убранство,
Простое, как трава,
И солнца теплый мед!
Ты на дыбы встаешь
И, разметая гриву,
В заката жаркий бой
Ныряешь с головой,
Атака лет растет,
И мяч уже лениво,
Сам от игры устав,
Уходит по кривой.
Цхенбурти! Ты живешь?
Ты слышишь,
Конь зловещий,
Еще игра идет —
И в стремени нога.
И всё скользит вокруг —
Виденья, дни и вещи,
Судьею жизнь в игре —
И, как игра, строга!
Когда последний раз
И на последнем круге
Ты упадешь, а я,
Не изменив лица…
Цхенбурти!
Мы в игре и знаем —
На досуге
Нас вспомнят игроки —
Игравших до конца!»
Между 1970 и 1977
5. «В несчетные огни полночного Тбилиси…»
В несчетные огни полночного Тбилиси
Врезается один далекий огонек,
Он где-то там, в горах, под облаком повиснув,
Зовет меня, как звук полузабытых строк.
И прошлое опять, как гром зимою, грянет,
Все тропы воскресив, восходы, вечера,
Когда, скитаясь днем, я спал, где ночь застанет,
Иль говорил о жизни до утра.
Тот огонек напомнит Чиаури,
Джуганский хор знакомых голосов,
Крестьянский домик где-то на Ингури
И первобытных таинство лесов.
А я сижу в тбилисском царстве света,
И уже поздно — полночь на дворе,
И память вдруг, как старая комета,
Осветит лес и домик на горе.
Там огонек горит неугасимый,
Как будто там, у тихого огня,
Уверен в том, что не пройду я мимо,
Седой хозяин снова ждет меня!
Между 1970 и 1977
6. «Весь проспект Руставели в закатном огне…»
Весь проспект Руставели в закатном огне
И в весенней листве пылает,
Я иду по проспекту — и весело мне:
Моя молодость тоже гуляет,
Но гуляет она по другой стороне
И другим голосам отвечает.
То, как бред, ее вижу в горах, на коне,
То сидит, веселится в духане,
Лишь проспект между нами, но ей в полусне
Не пройти эти метры — и весело мне,
Что ей больше нельзя ни в тюрьме, ни в огне
Ни увлечь мое сердце, ни ранить…
Она рада всей жизни на той стороне,
Где всё прошлое, словно в открытом окне,
Распахнулось от края до края.
Перейти к ней, к моей стародавней весне,
Эти метры пройти не под силу и мне —
Мы не встретимся: я это знаю!
Весь проспект Руставели в закатном огне —
Новой жизнью цветет и играет,
И сердечно друзья улыбаются мне,
Моя молодость тоже гуляет,
Но гуляет она по другой стороне —
Что там ищет? А кто ее знает!
Читать дальше