Через синюю лет поляну
Самолет нас уводит в ночь,
Мы уносим в сердце Лиляну,
Золотую Болгарии дочь!
Между 1967 и 1969
На апрельском рассвете с Волхонки —
Только выйди на площадь совсем —
Он нежданно рождается, звонкий,
Легкостенный и розовый Кремль.
Весь прозрачный, как сон, многоглавый,
Точно солнца сияющий брат,
Точно жаркою солнечной славой
Его стены и башни звучат.
Весь рассветною силой расцвечен
И на гребне растущей волны
Точно встал он, расправивши плечи,
Над зарей небывалой страны.
<1969>
Есть ма́стера известного картина,
И в ней, идя на зрителя, растут
Бойцы, шагая улицей старинной,
Чтоб встать у Мавзолея на посту.
Москвы ночной глубок рабочий роздых,
Шаги в тиши отчетливо стучат,
Морозный свет горит на красных звездах
И на щеках у молодых солдат.
Какая озабоченность застыла
В их строгом взоре, точно разлита
Здесь в воздухе торжественная сила,
Особого величья простота.
И, пост такой впервые принимая,
Здесь чует сердцем каждый, кто идет,
Что их сюда сама страна родная,
Как сыновей любимейших, ведет,
А позже время им самим укажет —
Отцам на смену, дням их и ночам,
Им, молодым, дано стоять на страже
Родной земли и ленинских начал.
1969
341–357. СТИХИ О ЛЕНИНГРАДЕ
1. «Тогда заря звалась Авророй…»
Тогда заря звалась Авророй,
Розовопенной и живой,
И согревала нас и город
Над красноплещущей Невой.
И в этом юном очертанье
От сна встающего огня
Могла быть песней, изваяньем,
Предтечей молодого дня.
Мы были юностью богаты,
Не всё ли было нам равно,
Какой богинею крылатой
Стучится нам заря в окно.
Мы в классике богинь хранили,
Зарей обычной дорожа,
Мы много символов сменили,
В суровой жизни возмужав.
Пришла пора. И в эту пору
К иной заре сердца пришли —
Иную мы зажгли Аврору
Для всех людей, для всей земли!
И снова вспыхнувшее имя
Вернулось в мир людей живых,
Родившись в грохоте и дыме
Из пены взвихренной Невы.
Аврора! Про твое рожденье
На всю планету говорим!
Ты стала знаком пробужденья
Всечеловеческой зари!
1967 или 1968
2. «Какой-то гул глухой…»
Какой-то гул глухой
Меня вдруг ночью будит —
И луч слепой скользит
По моему лицу,
Тревога дальних лет приходит
Снова к людям,
Как будто мирный быт
Опять пришел к концу.
И человек опять, вскочив,
К оружью встанет…
Но в мире тишина,
И в тишине ночной
То эхо донеслось
Глухих воспоминаний
Из темной памяти,
Ожившей под луной.
Между 1967 и 1969
3. «Один тиран — не будем имя…»
Один тиран — не будем имя
Его мы к ночи называть —
Пришел он с ордами своими
Наш Ленинград завоевать.
Вообразил в кошмаре дымном
И с помраченной головой,
Что превратит наш город дивный
В пустынный хаос над Невой.
И весть дошла до края света —
Навстречу силе огневой
Встал Ленинград, в грозу одетый,
И принял вызов боевой.
И где искать теперь тирана —
Где прах развеялся немой?
А он, как прежде, утром рано
Встает и блещет, город мой.
Шагает в золотом узоре,
В узоре солнечных оград —
О, Ленинград! Какие зори,
Какое счастье — Ленинград!
1969
4. «Лес полон то звоном, то воем…»
Лес полон то звоном, то воем.
Никак разобрать не могу,
Откуда берется такое —
Деревья, разбитые боем,
Стоят в почерневшем снегу.
С колючей обмоткой рогатка
Висит на сожженной сосне,
Колючая проволока шатко
Качается, словно во сне.
Заброшена взрывом рогатка,
Гудит, и звенит, и поет,
И стонет в тоске, как солдатка,
Как ротный, в атаку зовет.
Нет, это не арфа Эола,
Здесь ветер колючей струной
Над мира пустыней тяжелой
Звучит в красоте ледяной.
А снег на убитых не тает…
На дикой сосне, на весу,
Солдатская арфа играет
В ночном и бессмертном лесу.
Между 1967 и 1969
5. «В той же комнате, где Пушкин…»
Я увидел бронзовую деву с разбитым кувшином, сидящую в лицейской комнате поэта в освобожденном городе Пушкине.
Читать дальше