Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

Кажется, можно ехать без спешки,
Мой же помощник не хочет устать,
С хитрой усмешкой бросает полешки,
До Териок уж рукою подать.

А в Териоках дружка стороною
Тихо спросил я, в плечо постучав:
„Верно ли, был это Ленин со мною?“
— „Верно“, — мне шепотом друг отвечал.

Ленин простился, махал мне рукою.
Дальше, на Выборг, состав мой пошел…

Позже, в Кремле, мы встречались порою,
Смеялись, как ехали хорошо В ту ночь…»

Хочешь, зови это северной сагой,
Эпосом, песней, гимном зови, —
Элламы с острова жили отвагой,
Зовом великой любви!

Их было пятеро — братьев трое,
Двое сестер, — заводилой была
Старшая, та, что ночною порою
По хуторам на восстанье звала.

Кто же Мари не знал у повстанцев,
Черного ее жеребца?
Тут не до песни и не до танцев,
В битве сражалась она до конца!

Эллам Антон — непримиримый,
В Таллине пал он в двадцать втором.
На хуторе Ааду, врагами гонимый,
Ушел Александр в огонь и гром.

Ксения Эллам — инструктор райкома,
Билась с фашистами с глазу на глаз,
Смерть она встретила в Таллине, дома,
Там, где боролся рабочий класс.

Иохан Эллам — последний из братьев,
В народ его имя легенды несут,
Смерть принимает его в объятья —
В схватке бесстрашной в родном лесу.

Чайки кричат, как строки поэмы,
На строгом, скалистом берегу:
«Элламы с острова Сарема —
Они никогда не сдаются врагу!»

Хочешь, зови это красной сагой,
Северным эпосом, песней зови,
Элламы с острова жили отвагой
И умирали во имя великой любви!

На пороге немыслимых дней,
Там, где Смольный стоял, как гора,
Был солдат из рабочих парней,
И задумался он у костра.

Он глядел в этот жаркий костер
И за огненный видел порог,
Что костер этот пламя простер
В бесконечность походных дорог.

Осветил небывалые дни,
И горела на шлеме звезда,
И горели биваков огни.
Нестерпимо большие года.

Пусть они отсверкали в былом,
Всё казалось, что снова стоит
У сибирских костров, над Днепром,
Там, где город далекий — Мадрид.

В сорок пятом окончился шквал,
Полон чувством единым одним,
Уж в Берлине стоял генерал,
И костер догорал перед ним.

И в костре том, на майской заре,
Он узнать уголек был не прочь
От костра, что когда-то горел
Перед Смольным в Октябрьскую ночь!

Чего бы нам пророки ни вещали,
Ни перед кем мы не были в долгу.
Исполнили, как деды завещали, —
Мы Ленинград не отдали врагу!

Легенды снова сделали мы былью,
А враг наш был смертелен, но не нов,
Мы первые его остановили
В Европе, потрясенной до основ.

Лишь четверть века мирно миновало,
А кажется, уже прошли века,
И Ленин так же, как тогда — сначала,
Нам с башни говорит броневика.

Гремят салюты и веселий струны,
Лежат снега светлее серебра,
А белой ночью комсомолец юный
О подвигах мечтает до утра…

Вот он, Пловдив зеленоплечий,
Виден там, где Марица-река,
Над речной вековечной речью
Холм Свободы издалека.

А под ним сады и поляны,
День сменяет синюю ночь.
Здесь погибла наша Лиляна,
Золотой Болгарии дочь.

Вспомни лет этих черных ворох,
Всё зажал фашистский кулак,
Уходили смелые в горы,
И сказала Лиляна так:

«У тебя нас четверо, мама,
Слушай сердцем, что я скажу,
У тебя только трое, мама,
Потому что я ухожу.

Ухожу на борьбу с этой ночи,
Ухожу, и я не вернусь…»
— «Ты боишься, милая дочка?»
— «Нет, родная, я не боюсь!»

Сколько было ночей и явок,
Незаметных отважных дел,
Красный ангел мщенья по праву
Этой чистой душой владел.

Так красива была Лиляна,
Не с чем сравнивать красоту,
И погибла она так рано
На своем боевом посту,

В синем Пловдиве виноградном,
В том смертельном ночном кругу,
Когда пулю за пулей жадно
Посылала она врагу.

Вот она перед нами встала:
«Не погибла я! Я живу!»
Она так о Москве мечтала,
И ее мы берем в Москву.