Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

А в дни осады беспросветной,
Все окна, как глаза, закрыв,
Дом только вздрагивал ответно
На недалекой бомбы взрыв.

И вот сейчас я, как прохожий,
У старокаменных ворот
Стою и думаю: «Похоже,
До коммунизма доживет!»

Ну как же прочно он построен,
И без особенных затей,
Он не уступит древней Трое
По монолитности своей.

Проходит век в огне и громе,
Смотрю в знакомое окно —
Ведь я родился в этом доме…
Припомнить страшно, как давно…

Есть полянка на Москве-реке,
И над ней, у каменного края,
Сам Тарас стоит невдалеке,
Шумную столицу озирая.

Тополя за ним уходят вбок,
Перед ним дубовая аллея,
Там и мной посаженный дубок
Вырастает, тонко зеленея.

И когда я посмотрю вокруг —
На дубок, закатом позлащенный,
Я невольно вспоминаю вдруг
О баньяне острова Цейлона.

Там, в глуши тропических полян
И среди скромнейших, тихих келий,
Посадил священный я баньян,
Он растет и здравствует доселе.

И как будто даже связи нет
Меж дубком и тем баньяном дальним,
Но горит далекой дружбы свет
Надо всем тревожным и печальным.

Мир сейчас как никогда жесток,
Но у дружбы есть свои законы,
Чтоб растить московский мой дубок
И баньян мой, дружбе посвященный.

И вот опять, горами окруженный,
Приветствую высокий первый снег,
Сиянье скал, и лес завороженный,
И у Хертвиси двух потоков бег.

Теснятся горы, говорят все разом,
Вплоть до ручья, скользящего звеня.
Они несут навстречу мне рассказы
О том, что здесь случилось без меня.

Скороговоркой листьев, задыхаясь
Летящей пеной, блестками снегов,
Высот дыханьем щек моих касаясь
Или застыв отвесами — без слов.

Я слушаю их выдумки и были,
Говоруны, вы так же хороши,
Как и тогда, когда глаза открыли
Впервые вас, как тайники души.

Вы говорите нынче с человеком,
Светло горя, как этот первый снег,
И, с каждым новым поднимаясь веком,
Вас лучше понимает человек!

С юности мечтал я о Востоке —
И Восток увидел наяву —
Города, могучие потоки,
И людей, и чем они живут.

И душой их, ищущей и сложной,
Жизнью их, тяжелой и большой,
Я, бродяга, путаник, безбожник,
Весь проникся — я за этим шел.

Я хотел, дыша свободной грудью,
Воскрешая их труды и дни,
Рассказать о них советским людям,
Чтобы в книгах ожили они.

С детских лет о них мечтал я жадно,
Та любовь не думала стихать,
Потому мне было так отрадно
Воздух стран полуденных вдыхать.

Люди стран тех вырастут чудесно,
Всё, что мной написано о них,
Будет им со временем известно,
Будь то повесть, очерк или стих.

В городской или в зеленой чаще,
Может быть, и скажут обо мне:
«Это друг был добрый, настоящий,
Хоть и жил в далекой стороне».

Вся в деревьев зеленых раме.
Отдыхая от всяких дел,
В ней сидел я с Гафур Гулямом,
С Айбеком не раз сидел.

Бородатые люди в белом,
Золотая в воде луна,
Хороша и душой и телом
Старых грешников чайхана.

Пиалы там с зеленым чаем,
И у каждой особый вкус,
И часов мы не замечаем,
И куда-то исчезла грусть.

И стихов, словно звезд, немало
В арыке потеряло след,
Оживлялись тут аксакалы
В самой дружеской из бесед.

Им неважно, где конь, где стремя,
Раз они не ездят совсем,
Тут само веселилось время,
Возвращая молодость всем.

Словом, плывшим в зеленой чаше
С лунным блеском напополам,
Услаждали все чувства наши
Айбек и Гафур Гулям.

Песнотворцы милые Азии,
Из далеких вам лет привет.
Больше нет чайханы той разве?
Отвечает мне эхо: нет!

Нет и друга Гафур Гуляма,
Айбека нашего нет,
Чайханы нет в зеленой раме,
В арыке только лунный след.

Нет друзей уж на свете белом,
А ведь как же была она
Хороша и душой и телом,
Старых грешников чайхана.

А навстречу зеленоглавый,
Весь в бетон и в стекло одет,
Уж встает Ташкент небывалый,
Новых песен, других бесед!