Наталья Метелица - От шрама до шарма. Стихи

когда все песчинки закончатся
и выпадет время из рифм,
а руки, играя в песочнице,
возьмут внеземной перерыв.

Всё пройдёт, любимый, – это ерунда.
Пусть сто раз откажет сказанное «да».
Мыслится иначе. Мысли – из лучей.
Значит, и без слова станет горячей
всё, что невозможно в звук принарядить.

Солнце – это радость в бережной груди.
К чёрту непогоду – и она пройдёт.
Не расходуй сердце, открывая рот.

Всё меняется. Стала я проще.
Меньше мистики, меньше игры.
Меньше страсти казаться хорошей,
чтоб себя от себя же и скрыть.

Жизни тоже уже остаётся
меньше, чем ожидалось вчера.
Но хотя бы – честней. Без позёрства.
Даже если и честность – игра…

Переиначили погоду.
Для ш'арфа мало шарфом быть.
Вторую б душу втиснуть в квоту
обогревателем судьбы.

Но так затратно по тарифам
играть с теплом вперегонки,
что экономнее из рифмы
вязать и шарфы, и носки.

Это не я. И меня здесь не будет.
Это не Ты. Но останешься жить.
Ты обещай мне, что всё-таки чудо
где-нибудь встречу, войдя в витражи
новой реальности новой вселенной.
Больше меня не тревожит ничто.
Как бесконечно закончено лето…
Не было в нём ни стихов, ни цветов,
чтоб от тебя сохранился листочек.
Я бы с ним осень и зиму жила.
Ну а теперь даже чудо не хочет
верить в себя посреди барахла.

Не дари мне хрустальной зимы.
Надоело одной разбиваться.
Лучше б летними ливнями мы
переплавились в линии танца.

Сколько можно любимых терять,
получая сюрпризы некстати,
чтоб в холодных руках января
вместо страсти всю нежность
растратить…

Лёд ломается в ритме шагов,
для которых не созданы люди.
Я б просила подарок другой,
но весна так скупа в изумруде.

Закончилась игра воображения.
Пора унять поэзию фигур.
Ты для меня остался глупым гением.
Я для тебя – умнейшая из дур.

Еще вчера цитировали лучшее,
И, вторя рифме первобытных поз,
Мы трогали серебряные лучики
Рассвета, где желанье расплелось.

Но время не имеет сердца женского,
Коль жалость в первом слоге осеклась.
Живое подменяется железками —
И шоу продолжается без нас.

Отрывай! Только сразу.
Не мучай меня.
У тебя всё получится,
если захочешь
милосерднее быть.
Благодарная, я
обещаю не мучиться долго.
Короче
будет наше прощанье
на нервном ветру.
Пусть примерит и он
кожу лживых свиданий.
И красивым живёт,
хоть и псих, —
если вдруг
вместе с кожей ему
и все нервы отдали…

Так и будем бегать друг от друга,
словно больше не от чего бегать?
Или не хватает людям духа
разбежаться вовсе? Человека
в человеке держит ген страданья.
Измерять других своей могилой,
а потом сказать, что Сверху дали
форму для куличиков из гнили.

– Сколько я в тебя вложил печали!
– Сколько отдала тебе здоровья!

Бегали к чужим – прибегали
снова к тем, кто выпил
больше крови.

Давай остановимся.
Лучше не будет.
А значит, и хуже не надо искать.
Я долго жила в полудетской причуде
и пальцем крутила сама у виска.

И вроде всё честно, и слёзы взаправду,
и смех настоящий, и почерк родной,
но даже той правде как будто не рада,
стихи закрывая в шкатулку для снов.

Пусть каждая буква болезненной блажи
дождётся своё сновиденье, и там
останется вечно – скитаться пропажей,
не нужной ни детским,
ни взрослым мирам.

Себя прости. Меня – не надо.
Моё прощенье – труд не твой.
Я и была-то виновата,
чтоб ты – невинный и святой.

Теперь справляйся в одиночку.
Но лучшей сразу ей скажи,
что ты – мужик, а не щеночек! —
и пусть чужие багажи

тащить не вздумает, спасая
того, кто сам спасти желал.
А я устала год, босая,
толочь кривые зеркала…

Сама всё знаю – можешь не стараться.
Моя душа закрылась от любви.
И только по привычке смотрит танцы
уставших листьев.
Радости мои —
заложники капризных сожалений.
Но редко вспоминается ещё,
что любящий в любимом —
тот же пленник,
хотя давно отпущен
и прощён.