алкашам. Пучки бледного света. Через стену, в дыму,
говорят про жару, будто тёрка их сыр из квартир
не разделит в морозную стужу.
Глупости, Хроноса полости торса
и в жару, и в ночную гульбу интегрируют
смякший фарш в бело-сплющенный марш
симфонистов-семинаристов, проповедников
дезинтеграций духовного «нечто» до Бога;
«душевного» плача до
гробика с номером бирки роддомной кроватки.
Люминесценция пряных палаток и прятки за крестиком,
сорванным с шеи бродяги. Вместо подъездного гомона
слушать гармонию семейного сбыта наркотиков:
гормонов и выжженных клеток из нейро-шмотков медиаторов,
несущих посты до разъезда по разным больничным крылам.
И у лифта с подъездом свой синапс – дверки в или из;
своё спальное место у крыши; свои дети и свет, —
те что выбрали смерть
вместо жизни под боком у времени.
Весна 2019.
Кольца на пеньке, что стоит во дворе
детского садика
изучал я как женский справочник. Как
атлас читал и
всматривался. Кажется
я нашел там сквозную рану
от признания в нелюбви. И в блокнот
запишу его странную кражу
боли органа, что как птичка в груди,
потерявшая голос, тянет ноту
капельмейстеру в сладость.
До-ре-ми. Где-то кружится пух
под Чайковского. Под Чайковского
я глотаю дни, утомленный от солнца.
И три буквы, три грязных лица,
три сиротки, три слова и
апостолов с букварями —
на картине Рембрандта
нарисую
карандашами.
Может в морю уйду с кораблями. Без венка,
но простуженный. Отыщу самой правильной формы
камень. Привяжу к загоревшему торсу. И ко дну.
Вдохновленный пейзажами
Лондона.
Рукописными. Без скандала.
Как оттикаю:
бледное тело,
как полено,
без разбора колец
или шрамов, —
будьте практичны, —
в костер.
Май, 2019.
Могила под кустом.
В поле, где желтеет выброс нежности
и дороги скользкая петля уводит
в клюквы лес, мы нашли с тобой
томик ветхий старого поэта.
И под лунной свечи свет,
и под уханье совы,
и под звезд сопровожденье
мы читали строки без воды.
Ты меня держала крепко
за руку мою. Светлячки вокруг летали,
мошки, комары. Я под плед тебя упрятал,
чтобы одному любить,
и как будто знал, проклятый,
что снежинку мне в тепле не сохранить.
Зимний отголосок – вот моя печаль,
но весной растаял белый монолит.
Пусть ручьем течет по полю
мне когда-то дорогой родник.
Где-то вырастет кустарник,
я зарою там твои цветы.
28.05.19.
Сидел
как в кастрюле
в беседке
девочки рядом
мальчики
интегрировал образ
до греческой касты
было 13
летнее солнце сжигало
стыд
мимо шел парень
высокий красивый
я постеснялся смотреть в глаза
тем кто сидел
от меня в сантиметрах
представлял какая удачная жизнь
совокупила прохожего обласкала
будто Гермесу ветром истерла
ступни и стал он подобен Ахиллу
а тут я
худой издербаненный восхищаюсь
физическим преобладанием
20-летнего над моими нелепыми контурами
только из школы сошедших с рисунка
глупого первоклассника
метаморфоза липкого пота
в яд
Филоктета безликая тень в русской одежде —
маска тринадцатилетнего оборванца
но временем подгибаемый
вырос телесный костяк
18-летний сегодня шел
мимо кастрюльной палатки
сидела школьная гвардия
с лучистыми пальцами
улыбками в ссадинах
намерением разыграть
и грустно
и тошно мне
я сам подсмотрел
мой сегодняшний образ
всего лишь метафора
того
чем больше всего
желал стать.
Лето 2019.
Откуда-то сова урчит своим всезнающим желудком
под подоконником разбитым
и воробей сидит на вытянутых палках
чирикая подобно завалявшейся игрушке
я это утро, этот день
провел как лампа в морге
и вечер приподнес букет
из ножниц-хризантем
я этот вечер как старик
жевал под тихий скрип
двери сводимой сквозняком
с клубком из нервов
и рылся в каше
будто в чемодане
и рыться в чемодане
глотая галстука змею
петлю закидывать за щетку
и опускаться как утюг
на опустевшую рубашку
жест одинокий брошен
будто сдача
как пьяную на даче
бросают на кровать
и сканером пробит
штрих-код пробит
система знает о движеньи
продольных линий на ладонях
осталось ждать наряд из птиц.
23.06.19.
Полынь.
Читать дальше