Никита Новотоцкий - Влюблё, или Как я себя выблевал

Ноги, как часть, стояли на твердом камне.

Подъезд ощетинился запахом выпечки, мочей и чем-то разливочным.

Голоса. Все уходят;

подкуривая сигареты – вешают картины себя в чужих головах, – вроде ног, как частей, или рук, как запястей.

Всё уходит. Отношение к задымленным помещениям, к грубости и прощению; отношения между тобой и

перспективой цвести. Даже обрывки памяти.

Множество n знакомых; и n к тебе относится так же,

как ученые

к Плутону;

как сомалийские пираты

к улову;

как треугольник носа

к овалу лица; холодно и без натяжения уголков губ.

Слепок твоего пребывания

в чьей-то квартире, в чьём-то воспоминании,

в какой-то сердечной мышце, —

окаменелая форма папоротника или ступни бронтозавра.

Археологическая находчивость

необходима каждому, чтобы

идентифицировать тебя на фоне прочего захламления.

И только ног обрезанная часть

всплывает при попытке

себе напомнить что-то в прошлом дне.

И этот груз не донести

к могиле,

и у других твои минуты одиночества

не отчеканятся на сеточке событий.

Надеюсь

Возможно,

(не смею утверждать)

тебе стихи мои

когда-нибудь по вечеру

с пургой и мелкими шажками

полюбятся, как нечто цельное.

Ведь там, скажу открыто

как дверь в палату мертвеца,

там тоже есть черты лица

твои, как заводь моего желания.

Как скрип пластинки

что не слушали,

как на больной ноге нарыв

и седина ресниц

там уживаются раскрытые

штыки и восхваления,

торцы и пропасти

мгновения.

Затем, чтоб после угнетения

в самом себе сыскать контракт

на дурный стиль и это

русский стиль. Дурной табак.

Приелась жизнь в панельной соте.

Примером послужить здесь буду рад —

не раб, но труженик во славу королевы, —

надеюсь поколение поднять.

Ты то, что пишешь. Так скажу.

Ты то, что прочитал. Читайте же меня,

и будем мы, – огромная семья, —

курить и слушать долгую сонату Фредерика

номер 2.

Откуда предложений свора

нацелиться играть?

я выводил из слова

его пластичность, чтобы засыпать.

Крупица-свидание

Инфракрасно, гобеленом голости,

для рептилий твоё тело подвешено

над баками малахитовых теноров.

Полости между ребер оттенками

ломкости, плотью застывшей,

граалью венозных веток.

Считаясь с порывами марта —

не числитель в короне, но знаменатель;

и фигура разбита на части,

как водосток внимает осадкам

тучных Мефисто и грозных сольфеджио.

Глупость в юношестве

спрятать заплатками.

Палатками жить, разделяя

зарплаты на манёвры и отступления.

Танками выводить

ядовитость скрученных панцирей —

возглавлять панцерваффе,

оставаясь с бумажными тиграми.

Пантеры заметить не смогут

наше с тобой свидание. Софиты разбиты;

луну под хиджаб; звездам на лапу дал,

чтобы красились в каштаны и жёлуди.

Ради тишины и ради интима – я буду читать

тебе стансы. Мои габариты

не высветятся на радарах; твои, к слову, так же.

Так даже спокойнее. Без черного ящика

и шторм не страшен. Без прилагательного

в черных водах руки намного приятнее..

Подожди.