Array Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2

– Армагеддон какой-то, – не выдержал я, – духовный апокалипсис.

– Да нет, – усмехнулся «ангел». – Всё гораздо примитивней. Всё в нас самих. В нашей неспособности противостоять. Мы забыли наследие Иакова, который противостоял Богу. И что, Бог его покарал? Нет. Он дал ему имя Исраэль. Вот в чём наше предначертание – в противостоянии, не задумываясь о безнадёжности. Тогда безнадёжность становится просто абстракцией. Вот так, казалось бы, просто.

– Но не для нас, – вы это хотите сказать?

– Я сказал только то, что сказал.

– И всё же, – не удержался я. – Мы, такие как я, рефлексующее поколение, которое пытается приобрести невозможное – целостность настоящего, обретая в прошлом.

– Вот вы сами и сказали, – потушил сигарету «ангел».

– А память, – продолжил я, – не скреплённая настоящим, разрывает не связующее её сознание и подсознание в едино сущность.

– Да, – вздохнул «ангел», – такое вот раздвоение начал. Мы ни в прошлом, ни в настоящем. Мы между. Генетическая память и тысяча способов вытравления её не повлияло на наше инстинктивное стремление всеми способами цепляться за разрозненные осколки былого целого, которое, возможно, смогут собрать следующие поколения, но не вы – выкорчённые, но до конца не привитые ни к одной почве. Данность, которую если не поймёшь…

– А мы, значит, мостик, всего лишь шаткие дощечки, по которым, если следовать вашей мысли, пройдя, наши дети обретут утерянную нами целостность своего «Я»?

– Всё верно, только не следуя моей мысли. Каждый должен следовать только своей. Не приемлю понятие массы, толпы, общества. Хотя человек и часть всего этого, но всё же пусть в таком случае он просто остаётся лишь частью, не сливаясь в стаю. А в прочем… посмотрите, какой приятный день. И мы живы, если даже не вполне счастливы. А раз так, то и должны, просто обязаны трепыхаться. А вдруг из этого что-нибудь да и выйдет? – впервые улыбка проскользнула в глазах «ангела». – И не стоит с мучением думать о цели. Она сама найдёт нас в своё время. Главное, не терять веру. Ведь без неё мы лишь тени. Иллюзия, не больше. – «Ангел» положил мне на плечо ладонь: – Не теряйте себя, и вас не потеряют другие. Удачи.

Я хотел было ответить ему, но рядом никого уже не было. И по всей длине платформы не просматривалась его чуть мешковатая фигура. Что это? Не всё, что кажется, истина, и не всё истина, как может показаться. Так, наверное, сказал бы мой недавний собеседник? Попутчик? Да и был ли он вообще? А если был, то не упустил ли я что-то важное, не спросив его об этом? Возможно, самое важное в своей жизни? Или это был мой «ангел-хранитель», которого я почувствовал, но так и не смог узнать, и теперь я остался совершенно один, уязвимый для всех напастей мира? Открытый, не защищённый невидимым крылом? Или это накопленная усталость играет с моим сознанием, окуная в мистический бред? Но ведь даже если мне всё это померещилось, привиделось, приснилось, теряет свой пронизывающий душу смысл.

Нет… Нет… Нет!!! Я не говорил сам с собой. Я ведь и сейчас ощущаю прикосновение его ладони к своему плечу. И главное, его тихий, словно дуновение ветерка, голос:

– Главное, не теряй веру…

К платформе на полном ходу приближалась долгожданная электричка.

А быть может, сама Судьба распахнула двери в вагон надежды и приглашает меня в новое путешествие по дороге жизни.

Главное, не терять веру!

Рояль стоял в комнате. Обычный, чёрного цвета. Рояль, так уж сложилось по конструкции, занимал слишком много места в стандартной квартире. Впрочем, он никому не мешал. Ни мебели, ни чему-то иному. У левой стенки стояли лишь ящики с неразобранными книгами и какие-то тюфяки и баулы. Немного. Так что рояль не мешал. Он, казалось, жил своей самодостаточной жизнью. В своём параллельном мире. Уже давно никто не обнажал его клавиши. Нежно не ласкал подушечками пальцев. Но не будем касаться эротических струн одинокого инструмента. Каждый имеет право на личное, скрытое, индивидуально-интимное.

Комната, где стоял рояль, не открывалась примерно с полгода. Хозяева уехали искать лучшей доли в далёкие страны, а в соседней комнате и прилегающем к ней пространстве проживала их дальняя родственница, но ключа от запертой комнаты у неё не было, и комната стояла запертой. Но когда смолкали уставшие за день звуки, когда солнце, окрашиваясь румяным багрянцем, зависало в зените, из незашторенного окна запертой комнаты на улицу проникал приглушённый свет и оживала каким-то невероятным образом музыка.