Борис Большаков - Сердце трубадура

Искренне ваш Борис Большаков,
член Союза писателей России,
один из поэтов.

Лёгкая раскраска —
небо трубадура,
у войны и мира —
хрупкие цвета́.

Весело и вязко,
жалобно и хмуро,
холодно и сыро —
вата и плита…

Учащён и ре́док
пульс-аппликату́ра…
Лысины и чёлки,
серость и талант…

Бьётся – так и эдак —
сердце трубадура:
це́пкие осколки,
огненный таран.

Тыльная сторонка
и – передова́я —
за любовь и ласку,
веру и края…

Правильно и звонко
рельсами трамвая —
прямиком – в раскраску:
– Здравствуй, это – я.

6—7.03.20

Смотрю и вижу – осень – лепота́,
и – только небо, листья и маслята —
в моих больших ребяческих глазах…

Ползёт из всех щелей политота —
по осени считаются цыплята,
и – колоси́тся тень на образа́х.

Озёрная душистая вода —
тарелка супа – пятна жёлто-а́лы,
и – жёлуди – со шляпами – и – без…

Сплетаются растяжки-провода,
мешаются жанристы и вандалы,
и – ангел вдруг представился – как бес.

Смотрю, смотрю́ – не в сто́роны, а – в цель,
игриво обозначенную сердцем,
и – хочется не видеть боль и грязь…

Сливается – безрадостный кисель,
и – зеркало – с моим единове́рцем —
красуется, шуткуя и смеясь.

Глухой забор – на помощь – «от» и «для»…
Зелёный коридор – до точки – схро́на —
по буро-пегой влажной полосе…

Ещё одна сезонная петля —
не до́хнет – от ланцета и патрона,
и – мир – откры́лся – в пятом колесе.

В развалинах – привиделись призы —
трофеи – кубки, грамоты, медали…
Свидетели хронической борьбы.

В сиянии – улыбчивой слезы́ —
мои недостающие детали —
цилиндры, пирамиды и кубы́…

Живые треугольники, круги́ —
проекции мечтаний и реалий —
особо интересны под коньяк…

Привязанность – втирается в долги́,
крепки́ узлы́ – во множестве спиралей,
и – голову ломает отходня́к.

Но – в землю упирается телец —
копытами, нахраписто и спьяну,
рогами – в знак хронической борьбы.

Смотрю и вижу – серость и багрец,
но – смена настроения – по плану…
Пропали – небо, листья и грибы.

Ноябрь. Питер. Ло́мка. Водка. Сельдь.
Весь мир – подвал, случайный и роди́мый:
не каждому – стоять на высоте…

На ме́рных ча́шах —
снова – жизнь и смерть,
закрытый сейф и – путь исповеди́мый,
и – танцы – в сковородке – на плите.

Я не хочу – оправдывать шаги́,
и – наготу цензурить – за барьером,
жуя перчатку, брошенную – в глаз.

В моих веса́х – намеренья – благи,
но мой поход – одобрен Люцефером:
он мне – знаком,
и – каждому из вас.

Смотрю и вижу – осень, как магнит,
и – думать ни о чём другом – не стану.
Ушёл в себя – на не́сколько минут.

Я – в золоте – богат и знаменит,
и – мокрая листва – скрывает рану,
и – мысли – вслух – не кли́нят, не кляну́т…

Да, тяжело – прощать и возвращать:
работает – в три смены – душева́рка,
и – демоны – верёвочки плетут.

Прости, я – жив. Не надо обещать.
Не вышел на ходу́, не брызнул – ярко.
Остался – как дурак – ни там, ни тут…

О, мой каприз – люби́ть сейча́с и зде́сь,
и – выражать себя винтажным сло́гом,
не унижаясь чувственным собой…

До боли – человеческая смесь,
приправленная дьяволом и Богом,
бурли́т – во мне – хронической борьбой.

Звенит в ушах – скупая тишина,
и – стали мы друг другу палачами,
и – разделились вдруг на «я» – и – «ты».

Умение – геройская цена —
ложиться спать – не с первыми лучами —
солёный вкус несбыточной мечты.