Наталья Метелица - Свидетельство о нерождении. В стихах

Зачем играют в пониманье,
где не пытались понимать?

Зачем латать дыру в кармане,
когда весь мир перешивать?

Зачем так много восклицаний
при немощи пустых слогов?!

З а ч е м —
души моей, лица ли —
портрет до смерти
не готов…

К чему все эти сложности
и вычурности чувств?
Наверно, нашей совести
и впрямь не по плечу
болезни да ремиссии
с набором щедрых льгот:
аттракционы виселиц,
и душ коловорот…
……
Но май ещё старается
любовью удивить,
хотя и сам – лишь станция
в транзите той любви.

Празднуем непраздник и молчим, —
чтоб слова не думали о худшем.
Поводу не нужно сто причин
сделать цель самой себе ненужной.

Молча – безопаснее вдвоём
там, где двое – прихоть единицы,
для которой списки создаём:
«Сто причин без счастья веселиться».

Слышишь, как нашёптывают нам
новые слова для переписки…
…
В буквах благороднее спина,
если отвернётся самый близкий?!

Множество истин примерила правда —
и ни в одной не узнала всю правду.
Знать и не следует. Чувствовать надо!
Но не осталось и чувств. Суррогату
справку вручили, что быть суррогатом —
это нормально, где нормы суровы.

Истина тоже с рожденья горбата,
если неточное выбрано слово.

…А ведь когда-то —
трезвый и весёлый,
и всё по-настоящему,
где мог
не врать себе,
что зритель тем спасённый,
что выгорел
смешивший дурачок…

Свет ухитряется пролезть
туда, где ангелам не виден.
Самобичующая месть
за то, что слишком плодовитый;

что нарожал на полземли
таких же ярых мазохистов:
живых лучей не сберегли, —
чтоб умирание лучистей.

Неужто проще не дано
гореть романтикам отпетым,
кто, поощряя плач родной,
в себе высмеивал поэта?..

Приглядывать за тем, кто был моим?
Подсматривать за тем, что отобрали?
Не много ли старья в оконной раме,
когда стекло разбито молодым?

Но старый город не перечит мне
и новости приносит, невзирая
на то, что я сама их сочиняю
для выставки в общественном окне.
……

Смотрите!.. мне не жалко подарить
всё, что украсть из спальни не успели.
Я спряталась, раздетая, внутри —
так, что себя нащупываю еле.

Ты не мог не видеть, милый,
как уходит жизнь моя;
как слова теряют силу
и как их стыдилась я.

Ты не мог не знать о сроках,
где и время вечно врёт;
обрывается дорога,
не вписавшись в поворот.

Ты не мог убить!.. но всё же
кто-то должен убивать.

Не вини себя. Я тоже
не спасла больную мать.

Упрекаешь моё молчанье,
а потом и сказать не дашь.
У начальников есть Начальник.

Иерархии ералаш
невесёлый, – но ради хохмы
улыбнётся и труп в петле.
…
Впрочем, мёртвый
и значит дома,
если вдохам
и воздух —
плен…

Куда б ещё тебя послать,
чтоб было слаще, чем со мною? —
и там пошло бы всё на лад,
хоть у тебя, – раз я не стою.

Любовь и прочее… Как ты
себя предпочитаешь видеть,
и будешь – маленький – мечты
купать с бедой в одном корыте,

не различая их рельеф
в своей всеядности рельефов;
жалея голых королев,
чтоб в каждой жалкой – королева.

Останься там! Я тут сама
чужое детство буду мерить,
взрослея в статусе дерьма —
и взрослым статусам не веря!

Вот бы молча друг друга спасали
все, кто любит речами завлечь!..
Но природа желаний простая:
сыт желудок – и чистая печь.

Не лейте жира на страницы,
Переборщив с игрой в слова,
Но будьте проще! Чтоб напиться
мог человек, живой едва…

Все концентрации малы
для ясности простых напитков.
Я страх поила бы с иглы,
уча смирительной улыбке.