Наталья Метелица - Свидетельство о нерождении. В стихах

как будто живы все игрушки
и зайцы с котиками врут,
что где-то лучшие из лучших
не существуют, а – ж и в у т!

Где эта девочка? Сбежала
от недоумков возрастных? —
кому всегда игрушек мало
в спектакле пафосной вины.

У них кино и виновато,
что нет без камер ни любви,
ни тех детей, кем мы когда-то
рождались —
взрослых удивить.

Просила просто не мешать
моим свиданиям с тобою,
где б я могла себя любою
представить. Вдох карандаша
не ждал запасов кислорода.
(Ему страница – в самый раз.)
И он спокоен был за нас,
пока и мы свои блокноты
не жгли в эфире напоказ…

Сократилось расстояние —
но как будто дальше всех.
Умиралось мне заранее:
каждой зорьке – по косе.

А теперь обратно хочется —
косы зорям заплетать.
В гости к мёртвым – много почести,
а навечно – благодать,

для которой мало прожито.
Мало понято. Зато
быть заранее раскрошенным —
дар отмыться от понтов…

Куда уходят прежние слова
и где их подбирает слух бродяжий,
который возрождает страсти наши,
забывшие, что их любовью звать…

Кто, вместо нас, их помнить не боится,
не дожидаясь перелёта лет,
где вечности архивный силуэт
иначе обретёт все наши лица…

Проснёшься вдруг – а разум не готов
ломать себя на пике сновидений —
и мечется, ища утробный тон
наружного рисунка лунной тени…

Но краски и звучание зари
истошно истерят, желая снова
замкнуть ночной рассудок изнутри,
где ночь лишь
к безрассудству
и готова…

Теперь тебе легко, наверно?
Как будто не было меня.
И можно ложь попеременно
знакомить с масками вранья.

А вдруг в одной из них и вспомнишь
своё пропащее лицо.
И заодно меня – всего лишь
довесок к выручке дельцов.
…
Но я уже не возражаю.
В клетушках – тот же потолок,
когда зверушка – небольшая,
зато с породой повезло.

Что говорить, если всё не туда?..
Речи чеканят пустые монеты.
На гравировку пора бы отдать,
запечатляя пустые моменты.

Так и рождаются книжки мои.
Сам гравировщик – и сам покупатель.
Но я привыкла с Тобой говорить.
Вдруг и пустого на целое хватит?

В обыкновенном – чуда больше.
В тумане – ярче голоса.
Огни не дразнят сонной ложью.
Огрызок верит в сочный сад.

Рождений смертная порука.
Инверсий свадебных развод.
А я – хочу картошку с луком
и самый быстрый бутерброд!

Чтоб проще некуда. Без мыслей.
Без разговоров.
Налегке!

Слова над пропастью зависли,
пока ржаной на языке.

Выскребаю вчерашние раны.
Ждать ли новых – аптечка пуста.
Все бои за любимых – без правил.
Вся любовь – провокация рта

лишь бы в горло друг дружке вцепиться
ради власти – и не опознать
отражение в подранных лицах,
где у зеркала – рожи опять.
…
Не осталось вопросов к загадкам.
Очевидности ходят в очках.
Удивиться б, что з'ажило гладко,
да с бинтами развеяли прах.

Стрекот дождётся кузнечиков.
Лето дождётся тепла.
Мне и желать больше нечего,
если позволят желать.

Всем, кто стрекочет и слушает,
хватит друг друга: союз
жажды – с наполненной кружкою.

Если услышу – напьюсь.

Много – может быть недостаточно,
если много – всего мечты,
но годами за них заплачено,
где и жить-то не начал ты.

Глянешь: нет ничего в загашнике.
Только нет ничего – и вне.
А мечта, как была вчерашняя,
так и завтра – на день бедней.

откусывала горький шоколад
и грела языком уничтожая

жестокая

как память небольшая
которой всё позволено глотать
не оценив ни горечи
ни меры
доверия родному языку
…
но я давно у всех родных в долгу
любить без искажений не умея