Николай Глазков - Избранное

Москва послевоенная.
Ее себе представь:
Живут в ней повседневная
И праздничная явь.

Рассветная — занудная
От серой суеты,
Вечерняя — салютная —
Уводит в мир мечты.

Вечная слава героям
И фронтовое «прости».
Фронт не поможет второй им,
А мог бы им жизнь спасти.

Лучше в Америке климат
И дешевизнее быт;
Но мертвые сраму не имут,
А вы отказались от битв.

Вы поступаете здраво,
Пряча фронты по тылам;
Но в мире есть вечная слава,
Она достается не вам.

Идет война, неся события
И всё и вся бросая в бездну.
И не забыть ее
Нам даже в царствии небесном.

Потом — потом война закончится,
Сдадутся немцы нам на милость,
А нам, конечно, не захочется,
Чтобы все это повторилось.

Руки разные на белом свете,
И у всех различные названья,
У меня рука — как у медведя,
А у Вас предмет для целованья.

Но своей руки не обменяю
На такую, как у Вас, — красивую.
И своей судьбы не променяю
На такую, как у Вас, — счастливую!

Быт заел или сам устал
От своих и чужих бед…
И стихи писать перестал
Очень хороший поэт.

Говорю: не писать трудней,
Только я куда-то спешу
И поэтому целых сто дней
Почти ничего не пишу.

— Только времени зря не трать, —
Сам себе все время твержу.
Не хочу себя повторять —
И поэтому не пишу.

Не хожу ни в театр, ни в кино,
Не читаю ни книг, ни брошюр.
Значит, то-то оно и оно —
И поэтому не пишу.

Без стихов моя жизнь петля,
Только надо с ума сойти,
Чтоб, как прежде, писать стихи для
Очень умных, но десяти.

Спать хочу, но мне не спится,
На машине еду в склад.
Денег нет, а с круга спиться
Очень даже был бы рад.

Облака плывут по небу,
Письмена ползут по почте.
Всё равно, куда приеду —
Я подсобный рабочий.

Могу от женщин одуреть я
И позабросить все дела,
А женщина за все столетья
Ничего не изобрела.

Всему виной один мужчина,
Все делал он, а не она,
И даже швейная машина
Не ею изобретена.

Т а к работают: утро, день, вечер —
Что едва поспевает Гознак;
Заработав, бросают на ветер,
Не на ветер, а на сквозняк.

И работают вновь, задыхаясь
От вседневных забот и обид,—
Это есть артистический хаос
И неарифметический быт.

Работаю на Поэтоград.
Не разливанка — винный берег.
Мой ежемесячный оклад
Лишь 235 копеек.

Смех невозможно запретить.
Засмейтесь, смехачи, засмейтесь:
Чтоб не работать, сам платить
Готов пятьсот копеек в месяц.

Пускай таскаю я мешки
И ничего не получаю,
Пусть неуместны здесь смешки,
Мой стих не сменится печалью.

Мне не хватает на харчи,
Но, чтоб в глупца не превратиться,
Скажу: «Засмейтесь, смехачи!»,
Как «Все-таки она верт и тся».

Своих стихов не издавая,
Ищу работы отовсюду,
Пилить дрова не уставая
Могу с рассвета до салюта.

Могу к Казанскому вокзалу
Доставить чемоданов пару.
Могу шататься по базару
И загонять там что попало.

В Поэтоград моя дорога,
Меня среда не понимала,
Так что могу я очень много
И в то же время очень мало.

Но если путь к иным победам
Я предпочту иным дорогам,
Тогда не буду я поэтом,
Тогда не буду я пророком.

Я обрету людей степенность,
Я принесу немало пользы,
Меня признает современность;
Но обо мне забудут после.

Жил-был поэт. Он был обманут
Несогласившимися с новым.
Но все равно его помянут
Великолепным добрым словом.

Поэты завтрашнего мира!
Грядущих лет!
Остановитесь у могилы,
Которой нет!