Вячеслав Панкратов - Эмпирика любви, Евангелие от…

Не проходит.

Писать тебе?..
Не знаю…
И поймешь ли?..
День ото дня в тебе – Тебя ищу.
Через себя протаскиваю прошлое,
Как пук колючей проволоки тащу.

Все помню
От мгновенья и до года:
Одессу, Ялту, южную природу…
Как в бухтах тучи строились в фрегаты,
Шатался ветер, дыбились закаты,
Как солнце било, о волну звеня,
Как убегала с кем-то от меня.

А я смеялся:
Убегаешь от себя
И думаешь, что сможешь?
Не любя?

Все помню:
Поцелуй неясный смятый,
Слова людей, облепленные ватой,
Случайный взгляд, улыбку, взмах ресниц —
Переполох кокетливых синиц.

А я шутил,
Я говорил о скуке,
Ты прятала глаза, дрожали руки,
Мне больно было, мир хотел очистить,
И думалось, что счастье – мыслить.

Теперь молчу,
Слова, как трафарет,
Ни чувств, ни мыслей не вместили.
Любил тебя? себя?.. Да? Нет?
И как Себя – собой осилить?

Под сводом мыслей, горблюсь, как атлант,
Как недоверием униженный талант.

Любил?.. Не знаю.
Не сказать такое.
Всю жизнь боялся скуки и покоя,
Был жив мечтой – осталась только ты:
Не божество, не гений чистоты, —

Реальность вся, такое не нарушить:
Ловить движенье губ и голос слушать,
Походку узнавать, изгибы плеч
И каждый взгляд в себе беречь.

Ты – легкая, игривая?.. шальная?
Ты – скрытная, надменная?.. стальная?
Ты – нежная, как тени на реке?
Ты – твердая, как булава в руке?

Ты, только – Ты,
Тебя не перечислить,
Желанье видеть больше счастья мыслить.
Бегу в людей, в других, – забыть тебя.
И взгляд в других,
Как новый взгляд в себя.

Молчу, смотрю и удивляюсь снова,
Ночами «опожаренный» брожу,
Улягусь старым, просыпаюсь новым
И от себя в насмешку ухожу.
Трезвею где-то к середине дня,
Твою двуликость и себя кляня.

Потом найдет – огромное, как ветер, —
И трезвым – пьян, усталым – все же трезв.
Но, право! есть ли лучшее на свете:
Любить, надеяться, стараться что-то детям,
Любовью богатеть, как не был даже Крез,
Искать, в своих поступках сомневаться,
Седеть, но все с зарею обниматься,
Вперед лететь, в ошибках падать вновь,
Мечтой будить «закиснувшую» кровь,
Весной волненье чувствовать под кожей,
Быть молодым и где-то старым тоже,
Быть правым где-то, где-то – ложным,
На все и ни на что похожим,
И снова думать: «Быть? Не быть?…»
И, как ни трудно – дальше жить?..

…Что ж чувство?.. Задушить его не сложно,
Оно, ведь, искренне.
Дымить сознаньем ложным —
легко.
Мозг – он наемный арестант:
Понять – во времени,
Почувствовать – талант!
А совместить одно с другим в движении —
Такое удается только гению.

Мир стар, мир этот трудно удивить,
Что от себя в насмешку уходить,
Что прятаться в заботы от идей…
А мне – не впрок, а я люблю людей.

Я откровеннее, и прятаться в горсти
Мне глупо.
Виноват? – скажу «прости»,
И, хочешь, руки положи на плечи
Бродяги странного по чувствам человечьим.

Скажу?
Скажу все завтра.
Но «завтра» – уже «сегодня».
Темная парадная,
Лестница, как сходни,
И хлопающая дверь железного лифта —
Словно гипербола ироничного Свифта.

Десять минут, двадцать, полчаса, час…
В голове – не мысли: брожение, квас, —
Предположения по стенам нависли.
«И ныне, и присно,
и во веки веков, Аминь!» – Сгинь!

Жду. А завтра – уже сегодня.
Темная парадная, лестница, как сходни,
И хлопающая дверь железного лифта —
Словно издевка ироничного Свифта.

И – ты… И все стало дискретно:
Лестница, лифт, Свифт, – конкретно,
Словно на яркой картине Филонова:
Разобрано на части и снова – собрано.

– Здравствуй.
– Здравствуй… Ты здесь?
– Жду тебя.
– Мог бы и не дождаться.
(Реплика дня, втиснутая в пространство,
как инкрустации «ты» и «я»
от небрежения до прострации).

Идем по улице,
Она – гордо, я – ссутулившись,
И оба – молчащие, как иконы творца,
Бессловесно взирающие с амвона.
«К пра – от – цам!..