Петр Альшевский - «Играя с мраком блюз»

Виляя бедрами, посильно выжимает

пределы скорости, присущей страусиным

провал

бесспорно

в отдыхе, в работе

слюна кипит.

При резком повороте зрачки гуляют

прыгают вверх-вниз

увидишь, думай. Не волнуйся.

Данный шиз добрей здоровых

ливрейных яппи, кабанов

внедренных к плесени кротов

зонтом в промежность. Ей.

Открой

его, шепча: «Ну, Маша, спой.

О первозданной красоте

Пилатах, брюликах, судьбе

я слово дам – не перебью.

А разрешишь, так подпою

тягучим басом

пьяным рыком

проводим жизнь, она со сдвигом

была

старалась, не сумела

стезя разлуки, визг припева

лупи по струнам балалайки

Христос придет

закрутит гайки

мигайте, дети-светофоры

сушитесь с чувством мухоморы

вас скурят завтра. На заре.

Отдав луну

тебе и мне».

4. Философ хлама

Задергались влажные губы

распустились цветы на могиле

живи, наслаждайся.

Вырви волчонка из лап браконьеров

вари ему суп, купай его в ванне

чистый и сытый – он воет

ты куришь

вдвоем на молитву затемно встали

Всевышний вас слышит

вы обещали

терпеть свою карму

не чувствовать боли, разящей нутро

никчемностью доли

юристов, зверей, холостых мозгоправов

регбистов, теней, заводных каннибалов

время придет, мы уйдем.

Солнце взойдет – свечи погасят.

Милые сердцу дремучие боры

вырубят спешно.

До блеска зачистят землю для свалок

отходов любви к комфортабельной блажи

рыгайте, дворяне

свистите, матросы

хватайте удачу за толстые косы

она не откажет. Подляжет, раздвинет

бутылка сивухи впустую не сгинет

запойная дама не крикнет: «Отстаньте!»

садитесь в кружок

и, смеясь, наливайте.

Голубь, бродяга, крылья у глаз

падает камнем на знавшего сказ

о тихом погосте, где плакали львы

ужом извиваясь от смертной тоски.

Гранит монументов, бедность канав

точность в молчанье

прозрачность в бросках

я за тобой

ты за призраком дня

пронзенного ночью:

«Ты помнишь меня?».

«Тебя…».

«Не забыла?».

«Моталась, скакала…».

«Бога нашла?».

«Не его я искала.

Радио в ухе, ритм, как в дурдоме».

«К этому шло. Деревня на троне».

«Веселые песни…».

«Предвестие ада. Я вас покидаю.

Вы злитесь?».

«Я рада».

Отбивая ногой в красном сандалии

куски золотого асфальта

я спал наяву

остывал под напором

воздушной струи из загадочной арки

в чреве которой шагали по лужам

зоркие цапли и прошлые беды

пахло аптекой

сверкали кометы

на данном витке пощадившие Землю

деревья гуляли. Танцующей частью —

стволы неподвижно внимали ненастью

бросались листвой

предвкушая утрату саженца Дро

не привыкшего к граду

музыка давит. Чайковский гниет.

Масластая грымза о вечном орет

ну, замолчи

умоляя, бешусь

продюсер твой сокол

он признанный гусь

коптящее солнце заходит за цирк

больно мне, страшно.

Страшно мне, гнусно

бухой доминошник, кладя пусто-пусто

швыряет в партнера окурком «Столичных»

«Я проиграл. Не имея наличных.

Сколько вам должен? Ах, столько? Примите.

Конкретно по яйцам.

А вы как хотите?».

Ветка в песке, на ней сидит птица

ни звука. Ни жеста.

Пришла. Отключилась.

Шагом дошла – притекла

не разбилась

хромые, слепые, учившие гамму

ей восхищались. Робели.

Пугались – наряда в погонах

грозящего карой

открывшего двери в машину завета

разум – проснись

счастье – останься

скользкие кобры вскрывают ширинку

их зуб ядовит

язык как у шлюхи

мелочность мысли. Голос оттуда.

Кот-импотент в ожидании чуда

«Хоть я сутенер и возможностей море

его не поднять

не зажечь на земное».

Поддатый большой ветеран ввалился в автобус.

Сев рядом, уснул, не завел разговор

поедем с ним молча. Максимально сурово.

Касаясь друг друга плечами, как в танке

мы на войне – смерть на колени

в любой обстановке никто не поставит

дьявол матроской безудержно драит

палубу солнца

сияй ты сильнее

будь ближе к людям

к Нью-Йорку

Корее

Париж, Катманду, сожги своим даром —

поддерживать жизнь

на планете, где паром

исходят надежды, иллюзии духа

улыбка дебила от уха до уха

банк раздает за копейки кредиты

волки обманут

овцы убиты

продажа квартиры спасеньем не стала

могила – кровать

земля – покрывало

лица синеют, смотря телевизор