Петр Альшевский - «Играя с мраком блюз»

исключительно взглядом.

Ее сны не сбылись

любовь не вернулась

в волосах вьется червь

меж грудей ползет нежность

я не могу. Затаился, молчу.

Вряд ли озлобившись —

разменяв наважденье на стылость.

Будучи современным.

Целуя свободу в подошву.

С асфальта на песок, с красавицы на чушку

попался, бедняга. Опоздал на метро

наглотался Пуччини

резко вдохнул помидорной рассады

разговор не идет. Сигара потухла.

Кашлял, дымил – надоело, отбросил

на ковер не хотел

за ковер извини

пылают зрачки. Недовольна. Сидит.

Нагрелась тахта, наморщился лоб

взывает с кассеты досужливый Боб.

Щипок революций

моток пестрых жил

льдина в бассейне

блюющий кумир

комната пыток, комната смеха

сдираются кожи под гогот морпеха.

Синдбада.

Эстета: «Чудовищ мне, монстров —

гребите за мной на неведомый остров

устроим рыбалку, возьмем крокодила

что тебе, крошка?

Отдаться? Как мило».

Шагом, прыжками по смиренной земле

командиры пехоты не лезут в атаку

страхуют тылы

жмут бледных девок – звоните, колокола.

В любое время. Громко и как получится.

Запретите мне верить в прогресс человечества

виртуальным огнем

сожгите, крича, мою память

скучными трелями убейте последнюю мышь

несущую ложь в подсознание.

Забивайте надежду.

Не спросив разрешения, уносите ее с поля боя

баюкайте мирных

начинайте сегодня

пятница нынче.

Страстная.

Безродная.

Подъезжаем к могиле накатом

встаем в боевитую стойку

бурчим предельные мантры

распыляясь на жалкие звуки.

Поэт надевает погоны, берется за ствол и кладет

раздраженных пургой богомолов

прибитых тоской резидентов

нервы его, словно вожжи

натянуты. Тащат. Поют.

Взор неизменен. Улыбчив.

«Пойду на Манеж, там нальют».

Неоплаканный сон, на земле капли смеси

люди-монеты, люди-кусты

смотрите! сжимайтесь!

Наркотные зевсы очнулись.

Зашедшись в танце живота

они зреют монахов, опять же монахов

похожих на женщин

идущих под поезд.

Кола, напалм – на клумбе рожают.

Орущие жизни с цветами играют

из кафе беспросветно клубится Том Джонс

застывшие в камне голуби мира

терпимы к дерьму своих плотских собратьев.

Асмодей, старый гей – у нас все о'кей.

Бедлам. Атипичность.

Астрал. Кого ты нашел, того не искал

я повторяюсь. Мне не прорвать

завесу историй о цаплях

о дзэне

я тлеющий факел в двадцатом колене.

Крест на спине. С груди он туда

сам перешел

вероятно, пора.

Струи фонтана сносятся ветром

промок мой пиджак, набух документ

топор на плечо и рывком на пикник

надо попробовать.

Тону я, тону. Разделся по пояс

гляжу на луну

она появилась. Где-то не здесь.

«Сколько вам вишни?».

«Грамм триста отвесь».

«Вы как бы голый».

«Нет, нет. Не совсем.

Увидел тигрицу – увидишь гиен».

«Смысл не ясен».

«Понятен лишь царь

впервые лет в сорок открывший букварь».

«Здравые мысли…».

«Ждите – придут

уложат пред танком, закрепят хомут».

«Ангелы скажут…».

«Скорей, промолчат.

Намолят дубины, забьют всех подряд».

Виноваты, невиновны

бесноваты, задушевны

втыкать в себя шило – дурная примета.

Завшивленный странник мечтает покушать.

Выжить. Подумать. Изготовиться к счастью.

В запавших глазах – любовь

на согбенной спине – одиночество

сытый, мордатый упырь.

Вцепившись, затих

не отстанет.

Под ногами хрустят ноги, ноги

под копытами звезд хрустят наши ноги

грянул не гром. Взвился не сокол.

Русское поле, что тебя выжгло?

В стороне на спине с аппаратом в руке

фотосессия выси.

Бесцельная нудность.

Непосильность задачи —

все небо в кадр не войдет.

Глаза проест. Ему несложно.

Веселый парубок безбожно

сипит в свирель, снимая брюки

«Ты убери»

«Да я со скуки»

«Мне все равно»

«Тогда глядите. Живите цельно – не учите».

Я попытаюсь. Влезу в тело

вернусь в него, впаду в поток

зима забыта. Околела? Бомжиха с Трубной?

Вышел срок.

Постылый фарс – блаженный лапоть

когда-то кончивший физтех

поплыл мозгами.

Без помех. Его семья не возражала

Гуськом построившись, сбежала.

Он обитает в центре града

и говорит: «Я нищ, я пылок.

Проводим. Мы. В последний путь.

Ее. Степановну. Улыбок.

Не пожалеем. Бью я в грудь

я подтверждаю – будем.

Кучей. Матвей, Ринат и Болт Козлов