Дмитрий Гладкий - Смуглый день (сборник)

И я ломаю ветви пополам,
Я чту огонь, как вескую готовность
Прослыть героем завтрашней былины, –
Я строю храм у века на зрачке!
Так дети строят домик на песке,
Так письма доверяем мы кострам.

У трёх вокзалов, как всегда, ажиотаж:
К прибытью поезда спешат подать гвоздики,
Да чёрта с два кому сейчас продашь,
К цветам бесстрастны молдаване и таджики.

На Воробьёвых – царство шаурмы!
Хоть брали Персию и турка воевали,
Повсюду не трактиры – чайханы,
Где русский пирожок найдёшь едва ли.

На смотровой – сплошь иноземцев лица, –
Довольные, что им в Москве просторно,
Они любуются красотами столицы
И потешаются, взирая, как упорно

От самодержца бронзовой пяты
(Знай, златоглавая, кавказского данайца!)
Москва-река пытается уйти
С отчаяньем затравленного зайца.

Сумасшедший старик под дождём
На центральном базаре танцует чечётку.
Изо дня в день, изо дня в день.

Так и слово моё – бьёт в виски каблуками
И на пролежнях жизни смеётся и пляшет
Изо дня в день, изо дня в день.

Эпохи родительских забот
Ветхий плед спасает меня от озноба времён
Изо дня в день, изо дня в день.

И всё это – чтобы я вновь снисходительно
корчил миру улыбки
С энтузиазмом добившегося успеха человека.
Изо дня в день, изо дня в день.

Здравствуй, девочка, милая осень!
Хоть и был я в твоих камергерах,
Нынче мысли о новых карьерах
В недалёкие дали уносят.

Я бы мог послужить тебе снова,
Да уж больно гадать не люблю:
Где синица, где быть журавлю…
Где полправды найду, где полслова.

С такой откровенной небрежностью
Взял белый билет у судьбы,
Что выучил ласки избежности
Без всякой при этом борьбы.

С такой мимолётной условностью
Я выжил, бытия хлопоча,
Что даже забыл о готовности
Не вкладывать в ножны меча.

С такой оголтелой привычкой
Меня повенчала строка,
Что я уже сам как кавычки,
Как стёртый каблук башмака.

Дух Габсбургов, туманно-величавый,
Прохладен, как старушечья постель,
Но Моцарта усмешка чуть лукава,
Да чопорна соборов канитель.

Здесь Фрейд глумился над венцом творенья,
Умаслив мифом логики сухарь.
Здесь Рильке пел – искусник замещенья
Живой крови на рифмы киноварь.

И неба тут фальшив глазок хрустальный,
Но по узору плит на мостовой
Плывёт романтик старый и печальный –
Лозы дунайской холодок хмельной.

Мой пасынок, кленовый лист желтеющий,
Не заиграй моё сокровище, дружок!
Всего-то и остался, – что тускнеющий
Тяжёлой рифмы золотой кружок.

Из всех пожитков – разве что усталость,
Да слов твоих прощальные шмели.
А всё ж смешно – подчас какая малость
Мешает оторваться от земли!

Кто знает всё о счастье и страдании,
Тому резона нет ни жить, ни умирать.
Ему награда – райское изгнанье,
Где можно с Богом в шахматы играть.

А я не смыслю вовсе в одиночестве, –
Я кораблей не ставил паруса,
Лишающих пространство непорочности,
Пронзавших якорями небеса.

И потому мне те милее сказки,
Где нет героев, подвигов, страстей,
Нет гнева и тоски, а значит – нет завязки
Для пошлых илиад и одиссей.

Бывает, в ясеневом слоге
Царит такая благодать,
Что просто жаль его, ей-богу,
Стихам невнятным посвящать!

Травяноглаз и сладкозвучен,
Он будто шмель на языке,
Плывёт, плывёт под скрип уключин
Развратным бесом по реке.

И под его упрямой плотью
Бесстыдной наготой вода
Влечёт к себе из-под лохмотьев
Ещё не стаявшего льда.

О, если бы мои желанья
Могли в назначенный им срок
Принять иные очертанья,
То ими стал бы этот слог!

Ах, как бы он дурил бумагу,
С душою споря горячо…
Да ей-то что? Она – имаго
Слогов, невиданных ещё.

На черепа церквей неслышно
Набросит белые платки
И ноги обалделых вишен
Оденет в снежные чулки,