Анатолий Жариков - Сны белого попугая

на жалкую сдачу на плоскости столика.

6-8 октября 2006 г.

Кабачок Франсуа Вийона

Здесь грызла кости маета метафор

такая, что, упав на столик,

официант, рванув рубаху, плакал,

как алкоголик.

Здесь сиживали Лермонтов и Блок,

и стриженые женщины Бодлера

им пели и плевали в потолок

и в биосферу.

Здесь, не поймав мыша, плясал чердак,

и стены падали, и неуклюжесть Баха

была сильней, чем тёмный кавардак

Бетховенского страха.

Здесь правил африканский тамада,

имея скулы древней пирамиды.

И если кто-то суесловил, да

был битым.

Здесь чувства и огромные глаза

расписывали Босх и Врубель,

и опускалась чёрная звезда

собаке в руку.

Здесь было место для убогих всех;

весна цвела, гниение отбросив,

и жрал стихи в камине красный смех,

обезголосев.

15 октября 2006 г.

***

Василю Стусу

Поколенью заплёванных улиц, стандартных домов

посвящаю победный свой хрип над судьбою; отрыжку

всех великих затей громадья и могил без гробов

возвращаю, как фраер фартовый, наличкой

той великой державе закрытых решётками глаз,

наши спины ласкавшей когтистою лапой самицы,

забывавшей про имя, крестившею цифрою нас,

где друг дружке аукнуть, и было в лесу заблудиться;

отрывая от локтя помятое дверью крыло,

прижимая к губам, как бомжара с горилкой посуду,

где метались солёные зубы меж выбитых слов,

сохраняя в последнем сознанье "я всё-таки буду",

я, рождённый садовником быть, белых роз

воспеватель, выхаркивал строчки о мрази;

в новый век созидателей новых фантазий

старый город каштанов меня, разыскав, перенёс.

19 ноября 2006 г.

***

От жажды умирали над ручьём,

тянули нескончаемую требу,

кривили губы чёрные: "За що?"

и не было руки делить семь хлебов.

25 ноября 2006 г.

Осень – изношенная одежда лета,

каждый второй в государстве лишний,

и спутник необходим планете,

как фига пустому карману нищего.

Фаллос – древко знамени животворящей глины,

то, что случится с нами, – результат бессилия

времени перед пространством;

по-настоящему страшно –

остающимся в этом мире.

И потому как жизнь – игра

и смерть, как следствие азарта,

сегодня – это вчера,

переигравшее завтра.

6-7 апреля 2007 г.

***

Не сбежать лопаткам, проколов матрац,

и в подушку надышишь прадавнее ууу,

ночью пряди растут быстрее, чем глаз

состригает их золотую копну.

Эта кость жива; повторяешь её

всю в подробностях, сколько можешь мочь,

и сквозь тёмные обмороки хрипишь: “Моё!”,

о ребро крича как в шестую ночь.

13-14 апреля 2007 г.

Поль Верлен, старик бессильный,

где твой стих и где твой дом?

Видишь, облако и гром

громыхают в небе синем.

Это ангел чистит крылья

золотые под дождём.

Поль Верлен, старик бессильный,

дождик сирый и не злой.

Это ангел чистит крылья

между небом и землёй.

2007-2021 гг.

***

Домой вернулся Одиссей,

на век состарилась Европа,

и до нуля число гостей

уже остригла Пенелопа,

в себе замкнулась. И камин

рассыпался. Прошла эпоха,

не колыхнув рядно гардин.

Вино допил, собака сдохла.

Зачем куда-то уезжать?

Вернёшься, всё забудешь снова

на той странице, где молчать

над тройкой букв, держащей слово.

9-10 июня 2007 г.

Мясник тем и отличается от врача,

что не оставляет в теле меч, а

дождь гораздо шустрее снега, верно,

так как последний родитель первого.

А может как раз всё наоборот,

хотя какая разница, что попадает за шиворот.

После дождя – лужи, после снега – лыжня,

после жаркой любви – малышня.

В словаре слова, у грека

чебуреки и лодка через реку.

У кавказца кинжал, жена и сакля,

у немца война, футбол и пиво.

У запорожца оселедец и сало,

у русского ни хрена, но всё равно красиво.

У прозы зубная боль, у стиха рифма,

можно допрыгать до самого Рима.

11 сентября 2009 г.

***

Смерть – это место, где мы вчера были,

вышли на улицу и всё забыли.

Смерть – это стрелка, соскочившая с циферблата

безумного времени, не больно и бесплатно.

Смерть – игла в маковке моего стога сена,

ветер южный, к вечеру переходящий в северный.

Смерть – это радость, не зависящая от места,

в котором тесто месят жених и невеста.

Смерть – это свет раскалённого солнца,

приходящего, как Фета привет, в оконце.