Владимир Алексеев - Моему другу. Первая книга стихов

1.

У больничных палат на нагретый подсолнечный склон

Из надувшихся почек весна хлорофиллом плеснула,

Перебив хлороформа унылый казённый канон,

Оживив на прогулке твои пожелтевшие скулы.

Здесь негромки часы. В них по тихому часу печаль.

Умирать, засыпая – почти засыпать, умирая.

Посмеёшься невольно над тем, что когда-то мечтал,

Вместе с Богом присев на завалинке вечного рая.

Для того и мечты, чтоб когда-то отречься от них,

И сквозь все наслоения главные вызнать приметы

Неудавшейся жизни, единый билет для двоих

Выдававшей на кассе до Стикса, и дальше – до Леты.

Ты себя проводил, провожая в бессмертье друзей.

Ты уже попрощался на тризнах и в письмах с собою.

Отчего же весна неизбывностью светлой своей

Возвращает тебя, словно после контузии, к бою?

Ты берёшься опять за забытое в спешке перо.

Хороша остановка, когда в ней – пути перемена.

Этот тост – за болезнь. Выздоравливать вредно порой.

В абсолютном здоровье былое туманно и немо.

Лишь на грани рассудка, в бездонную высь заглянув,

И на нервную почву свою опрокинувшись навзничь,

Как младенца в корыте, свою искупаешь вину,

И приемлешь, что есть, понимая: иного не надо.

2.

У бессонниц своя, параллельная с жизнью, забота.

Кто пытался уснуть, осознал бесполезность попытки.

Как уснувший богат! Для блаженства нужна ль позолота?

Нежеланнее сна – золотые вещицы и слитки.

Что скопил, что сберёг – самому в этот час бесполезно.

Перед Вечностью вставшим себя ощущаешь средь ночи.

И покажется жизнь не историей долгой болезни, —

Одинокой строкой, что невнятных рецептов короче.

У окна постоять, покурить, если вредной привычки,

Несмотря на прещенья седых эскулапов не бросил.

Не любое «нельзя» своеволию дарит отмычки,

Остаётся одно: между Пушкиным выбрать и Бродским

Не вернётся былое в бессонную явь от лекарства,

Да и в будущем вряд ли покой обретёшь от леченья.

От всего на Земле временами дано отрекаться,

Здесь одно одиночество не признаёт отреченья.

3.

Улиссом ли, улиткой на листе

Растения, склонённого над грядкой,

В блаженной ли животной немоте,