Валерий Шевченко: Сосердцание (сборник)

Я не послушал седую ведунью
Стал воздавать я тебе почести
Я обожаю тебя такую
Оба с тобой мы теперь – прочерки.

Не нахожу я теперь слов и места
Всё потому, что сбылось пророчество
Ты навсегда будешь мне невеста
Буду тебе воздавать почести

Просто душа упорхнула куда-то,
Просто потеря стала парусом…
Жаль, что когда тебя нет рядом,
Зеркало морщится всё старостью.

И когда мы проснёмся, то солнце уже будет ждать,
И проложит дорогу из золота прямо по речке,
Там где чайки, и где неподвижны года,
И где тянется к небу сосны долговязая свечка.

Вчерашняя рана больнее саднит
От зависти и лицемерья.
Суметь бы стать выше – не помнить обид,
Смеяться без слёз и похмелья.

А завтра рождается позавчера.
Сегодня мы те же, что прежде.
Ещё не окончена наша игра,
Ещё жаром дышит надежда.

Во сне отражаются наши мечты,
А зеркало горько смеётся.
Мы видим осколки своей красоты –
Мы видим вчерашнее солнце.

04.05.2001

Людям хорошо вместе.
Людям хорошо рядом.
Выпить грамм по сто-двести
Да поговорить надо.
Посидеть вдвоём просто
В лёгкой тишине лета,
Посчитать во тьме звёзды,
Помечтать, что там – где-то
На одной из звёзд может,
Увеличив день втрое,
Как и мы сидят тоже,
Глядя в небеса двое.

Пузатый чайник ворчит на кухне.
Друзья судачат на фоне Floyd.
Скрипят перила: дом скоро рухнет,
Балкон сорвётся и упадёт.
Поёт нам дождик из-за окошка.
Мы подпеваем, и в унисон
Мурлычет Машка, мяучит кошка
Про пароходик, про вальс-бостон.
Бренчит гитара. Звенят стаканы.
На завтра снова пойдём в поход,
И кто-то сонный, а может пьяный,
Совсем не в ногу уже поёт.
Читают Блока и Пастернака,
Мечтают хором, поют взахлёб.
А за окошком всё дождь да слякоть
И старый тополь трясёт озноб.
Уходят годы, и жизнь уходит,
Но остаются сквозь дым и мрак
Друзья, и песни про пароходик,
И сновиденья, и Пастернак.

Медленный шёпот листвы. Двое уснули под ивой.
Первому снится дракар да черные пасти кострищ.
Ей мнится снежный бал, и всё безупречно красиво…
Но ветер их унесет на вычурных крыльях крыш.

Город болеет дождем. Небо бормочет и плачет.
Как их сюда занесло – этих двоих в город снов.
Все, кто сюда приезжал, прокляты – не иначе.
Всех забирал Морфей и не оставлял следов.

Чайки кричат в вышине, словно зовут безутешно.
Этих двоих бедолаг в дальнюю даль за собой.
Бредит молва, что вчера в небе летел безбрежном
В белом дракаре Бог с вечной своей сестрой…

Кто еще также, как он – ловелас, целуется –
Страстно, как будто в объятья попал другой.
Он неустанно снится тебе и чудится,
В каждом плетущемся Кэрролле за тобой.

Кто еще также как он, лихоимец, крестится,
Мелко, как будто украдкой, чтобы сбежать.
Он в каждой тени снится тебе и грезится
Граф Калиостро просто – ни дать ни взять.

Кто еще также как ты, его ждет без устали –
Слухам и пересудам всем вопреки.
Лихо закручены вы с ним и вздорно, как ус Дали,
Но бесконечно всё-таки далеки…

Лист осенний к окошку приник…
Я сижу и потею от чая.
Я не памятник к небу воздвиг,
А лишь нового вечера чаю.
И «перо», окуная в рассвет,
Письма сызнова все начинаю.
Ты мне пишешь: «Прощай!» Я: «Привет!»
7.10.1991

Жил да усоп… Оп!
Осталось: шмотьё (старьё),
Старой хрущёвки гроб,
Книги и вроде всё.
Маркий какой был –
Заляпал всю душу в хлам.
Жил или не жил?
Вспомнить и то – срам.
Мне за него сны
Смотреть – не пересмотреть.
Ей без него ныть.
Нам без него петь.
Абрис его – свет.
Да только его нет.
Что нам скажет Эзоп:
Может он не усоп?
Жил да теперь нет.
Был да вот вышел весь.
В окнах его – свет…
Как будто он вновь здесь.