Утро туманное, облако веером
И горизонта нить.
Всё будет так, как мы сами отмерили.
С этим и будем жить.
«Так и идём мы, себя не помня…»
Так и идём мы, себя не помня.
Косячим, сжигаем мосты и плачем…
Словно в огне не горим и в воде не тонем.
Словно бы смерть ничего не значит.
Так и бежим мы стремглав из детства
Взрослеем, заводим детей, тупеем.
Словно бы все мы из разного теста.
Словно везде мы еще успеем.
Так и уходит вся жизнь, как в бездну.
Припомнишь – куда она вдруг исчезла?!
Вряд ли когда-нибудь я воскресну.
Да и тебе не к лицу твой жезл.
Памяти Владислава Ходасевича
Я поднимал глаза в свет!
Скипетр мой ломал ветер.
Пальцы рекой текли в «нет»
(Нет ни за что – на том свете).
Тени бросали мне свой крест.
Я их ловил рукой, с потом,
Но не хватало в горсти мест,
И смерть сводила со мной счёты.
В смерти рождалась моя жизнь,
Сдавленный крик сжимал горло,
Но из Елабуги пел ввысь
Так мне знакомый, родной голос.
Чья голова из плеч тех,
К чьим обращают моё имя?
…В яблоках глаз парит стерх…
Птицы летят, мне туда – с ними…
«Земля всё стерпит: и лёд и пламень…»
Земля всё стерпит: и лёд и пламень,
Мерзавцев, праведников, святош.
В сухом остатке – одна лишь память.
И ложь из памяти не сотрёшь…
«И вот мы идём – неподвластны эпитетам…»
И вот мы идём – неподвластны эпитетам.
У совести выклянчили сатисфакцию.
Построили храм, чтобы Бог поселился там,
И сделали временную ему регистрацию.
А Бог всё молчит, Гудвин скрылся за облаком,
Тотошка стал блогером и поистратился.
И всё, во что верили катится по боку,
И всюду бардак, а мы чатимся, чатимся.
Уходим – о нас ничего не припомнится.
Не выудишь рыбу мечты, хоть обгуглишься.
Никто ни о ком больше не беспокоится.
И жизнь как абсурдная песня Кустурицы.
И вот мы идём – фарисеи и мытари.
Иных уже нет, те далече и с визами.
И если предложат распять Бога в Твиттере,
Ответы не станут для многих сюрпризами…
Ночь. Обезображенные лики.
Сон. Свечи. Сигареты. Зеркала.
Всё растворяется, как ветреные крики,
В мозаике разбитого стекла.
Цепляясь, обволакивая, внемля,
Ночь, словно воск расплавленной свечи,
Стекает на согревшуюся землю,
Протягивая странные ключи
От трёх дверей, которые не сыщешь
В бездонной бездне эмбриона дня.
И в темноте ты, содрогаясь, тычешь
Ключами в окна, в стены…
и в меня…
1991
«Песни смолкли, пыль да туман рассеялись…»
Песни смолкли, пыль да туман рассеялись.
Где я теперь и кто я теперь – вопрос.
Прежде предпочитал я Baileys.
Ну, а теперь, увы, ничего всерьёз.
В голове давно опустела кафедра,
«Гаудеамус игитус» отзвучал.
Дни уже как кадры летят цейтрафера.
Память летит к началу моих начал.
В этом месте с места уже не двинешься.
У туземцев не очень в ходу wi-fi.
И при всём желании не зачекинишься.
И похоже, что это, увы, не рай.
Песни смолкнут… Отряд не заметит выскочки.
Много в жизни этой смешных потерь.
Вот и утро. Наше вам, что-ли, с кисточкой!
Вдохновенье моё – на ловца и зверь!
Снова осень – высшая математика.
Сага неба загадочней всех историй.
Бригантины смотрят глазами Хатико,
Отражаясь в бескрайнем, холодном море.
Вот и осень! Строчки дождей молитвами
Снова станут, припомнив Отца и Сына.
Мир такой же прекрасный и неожиданный,
Как и будет, когда я его покину.
Только осень – ответ твоего молчания.
Тень печали в зелёных лучах улыбки.
Расставания лечатся расстояньями,
А ошибка, увы, лишь другой ошибкой.
Просто осень… Шуршащая нумизматика –
Ворох листьев достоинством в сотню песен.
Спотыкаюсь – хромает моя грамматика.
И колдую над строчками, словно Мессинг.
Это осень… Тихая и печальная.
Каждый хочет услышать её признания.
Твоё сердце любимое и опальное
Что-то ищет, чему даже нет названия.
Снова осень. Высшая математика.
Всё так просто и всё же непостижимо….
Засыпаю бузудержным сном лунатика.
Просыпаясь во имя Отца и Сына…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу