Татьяна Батурина - Благодарность ведет в райский сад - венок поэм

Но были мы ровня-родня
Исконного племени «наши»:
Росли на общинной ведь каше! –
Жмень ржицы на жмень ячменя…

Ах, добрая школьная каша,
И доброго хлеба припас,
И добрая баба Малаша,
Творившая кашу для нас!

Я помню советскую школу
На солнечной на Дар-горе,
Вовек бы её ореолу –
Небесно-земному раздолу –
Сиять даргорской детворе…

Ах, добрые школьные своды!
При них – стадион «Пищевик»,
Где мчались спортивные годы
К победам сквозь радостный крик!
Я помню советскую школу,
Разбежный раскидистый двор
И Лёшку, чей свист за окном
Туманил мой радужный взор,
И по́лечку под радиолу
На майском балу выпускном
Так помню!..

Судьбу искала красную и вольную,
Цвела, кружилась девкой фестивальною,
А после бабой горилась недольною:
В любови лишней, в счастии – опальною.

Но в суете, в метаньях невзаправдашних,
В пылу надежд, в дурмане словопрения
Ждало спасенье – матушкин запазушник
Прощёного, крещёного терпения.

Не понимая жизнь мою качельную,
Склонялась мама над судьбою-зыбкою
И снова песню пела колыбельную:
«На что и мать, коль неча дать!» – с улыбкою.

А я-то…
И поныне платят бедами
Порывы дней бездумных, юных, радужных,
Когда каменья зла, сама не ведая,
Бросала в тёплый матушкин запазушник.

Простится ли вина моя постылая?
Душа и вечность – всё моё имение…
Простит ли мать?
Давно простила, милая, –
На жизнь вперёд, на вечное терпение.

Суровая матушка, боль дорогая,
Утешней ль твои одинокие дни,
Когда пред Заступницей я возжигаю
Тишайшие, робкие свечи мои?

Садимся к столу,
ко свечам именинным,
Годам и годочкам затеивать счёт –
И веет вдруг ладаном сладкополынным:
То Ангел кадило по дому несёт.

Хвалю-хлопочу: мол, всегда,
как обнова,
Платок выходной, золотая парча –
И кажется ярче от ладного слова
Зажжённая самой последней свеча.

И Боженька рядом вовеки и присно,
Нам издревле дышится в полную грудь,
Сколь нас ни вгоняет в лукавые числа
Безбожная нерусь, бесовская чудь.

Мы просим у Господа, как благодати,
Святых родословных и чистых имён.
У русских калиток священные рати
Христовы стоят от начала времён.

Под окнами русскими не палисады –
Подрайской землицы святые места:
Вершки-корешки православной рассады
Согреты за пазухою у Христа.

Налажены русские печи да речи
На долгий и добрый живой неостуд,
Недаром горят православные свечи,
Семейные светы-советы ведут…

Прекрасна старость тем,
что молчалива.
Наедине с собою человек
В покое долгом и некропотливом
Обозревает молча долгий век.

Поток ручьёв, струящийся болтливо
Вокруг седого камня без конца,
Во времена широкого разлива
Все ж не затопит древнего лица.

Что вдохновляет этот взор свободный –
Не память ли, спокойна и свежа?
В ней свет и тень истории народной,
А то и есть бессмертная душа.

Стесняемся высокого в себе,
Как будто бы стесняемся дурного,
А в каждой приземлившейся судьбе
Высокого, летящего так много!

Отец и мама мало говорят –
Прекрасна старость тем, что молчалива,
Но дом наш старый этому не рад,
Нахохлился и смотрит сиротливо.

А я, свидетель отчего труда,
Я, выкормыш родительского крова,
Молчу зачем без совести-стыда,
Иль слово скрала резвая дорога?

Всё так: с утра до ночи – впопыхах.
Вдруг пригляжусь: стареет почерк мамы.
Строчу письмо, широкое в словах,
Потом опять – слепые телеграммы.

О, лишь бы там, вдали, стоял нетленно,
Нешатко, необмануто наш дом,
Где мы светло проснулись во Вселенной,
Где мы уснём…
Нечаянно…
Потом…

Ничего нет в судьбе, только мать и отец
Там, в окрестностях дома и детства:
Беззащитность калитки… листвы изразец…
Святость послевоенного бедства…

Округляется раннее поле,
Вьётся свет из клубка новизны,
На свету, на распутье, на воле
Подрастает картина весны.