Валерий Вайнин - В мире этом… Стихи

Пороки – не проблема,
а совесть – не порука,
ведь каждый в наше время —
хоть в чем-то коммерсант.
Творить земное счастье —
мудреная наука,
ее не постигает
безудержный талант.

Судьба, не рассуждая,
отмеривает сроки
и за дарами прячет
отточенный кинжал.
Талантливые люди
привычно одиноки,
куда б ни занесло их,
кто б их ни окружал.

Талантливые люди
в слепящем озаренье
о грустных переменах
пророчески поют,
но что бы ни случилось,
в моем стихотворенье
привет они услышат,
найдут себе приют.

С выкрутасами комичными,
как слепые на балу,
волны стайками ритмичными
натыкались на скалу.
В райском пекле Индонезии
я довёл без суеты
концентрацию поэзии
до синильной кислоты.
И, с экспертной точки зрения,
не щадя в работе жил,
обезьянье одобрение,
безусловно, заслужил.
Все хвостатые-усатые
дико прыгали, скуля:
тёк им в ноздри волосатые
пряный запах миндаля.

Примолкли оракулы,
как безобразники,
раскаяньем мучась
в преддверии бед.
Влекут человечество
знойные праздники
и музыка в стиле
Великих Побед.

Готовы позировать
люди известные
на шопинге в среду,
на пляже в четверг.
Влекут ли кого-нибудь
звёзды небесные,
когда пестротою
слепит фейерверк?

Легко пережёвывать
булочки сдобные
и с кем ни придётся
дружить без затей.
К услугам продвинутых
кнопки удобные
для входа в пространство
зыбучих «сетей».

Забавою чудится
боль настоящая,
до комы всеобщей —
один волосок.
И солнца закатного
капля блестящая
бесплодно стекает
в пустынный песок.

Прогресс, в обращении
глянцево-сладенький,
лишь тех нагибает,
кто ходит не в такт.
Ну что здесь поделаешь,
тётеньки-дяденьки?
Придётся угрюмо
признать этот факт.

Поэт нещадно рукопись кромсал,
от комара пытаясь отмахнуться.
Как дни влачить, когда всё написал,
но не хватает мужества заткнуться?
Устал поэт запорами страдать
и за столом насиловать натуру.
Конечно, можно, рукопись продать:
ее возьмут на вес в макулатуру.
В окно дышала летняя жара,
комар кружил, как коршун, над поэтом.
И стоны музы с писком комара
в ушах звучали слаженным дуэтом.

Ушли тоска и жалость,
бессонница, усталость —
на месте их осталась
горечь.

Уносит время беды,
блестящие победы,
шикарные обеды —
оставляет горечь.

Не впрок идут уроки,
тускнеют писем строки,
но давние упреки
прибавляют горечи.

Что подло, что забавно —
из памяти исправно
стирается. Но явно
хранится только горечь.

– Дайте шляпу: ни к чему эта спешка.
В колких спорах вы достойный партнер.
Ваши губы искривляет усмешка.
Чем ее я заслужила, синьор?
– Дело в том, что моя слабость – перина,
я стремлюсь к ней после трудного дня.
А усмешка – нервный тик, синьорина:
ваша личность подавляет меня.

– Ах, мужчины, прямо бедствие с вами:
вы ранимы и пугливы внутри.
Как ты смеешь заслоняться словами!
Ну-ка, живо мне в глаза посмотри!
– Хоть меня в иезуиты зачисли,
мой язык – не извращенье ума.
Как ты смеешь не читать мои мысли,
если смотришь мне в глаза ты сама!

Кто серьёзным делом занят
и не ищет приключений,
тот избегнет малярии
и сомнительных знакомств.
Перед тем снимаю шляпу,
хоть и вынужден признаться,
что к числу мужчин солидных
я, увы, не отношусь.

И поэтому однажды
я забрёл в стихотворенье,
наспех сделанное другом
для приюта моего.
Было там светло и шумно,
юмор бил большим фонтаном,
и мой облик отражался
в многоцветных зеркалах.

Но из дружеского ямба
опрометчиво бежал я
и попал, с дороги сбившись,
в чью-то умную статью.
В ней царил бандит-анализ:
сколько лап меня хватало,
сколько пастей норовило
на кусочки разорвать!

Бог ли, дьявол ли помог мне —
из статьи унёс я ноги
и, пытаясь отдышаться,
мигом в сплетню угодил.
Вздрогнул я от омерзенья,
в гневе принялся буянить,
но, немного осмотревшись,
понял: странствиям конец.