Иван Гусаров - КИЧЛАГ

От умиления накатится слеза,
Когда кто-то вкатит колесо,
И в экстазе заведут глаза,
Очень тихо точится весло.

Без шума рвется одеяло,
Лоскут скатывают в жгут,
Чифир будет близок к идеалу,
Когда лоскут под пойкою сожгут.

Тихо гудит электробритва,
Техника в ажуре у братвы,
Наколки синяя палитра
В образе тигриной головы.

Братва разбилась на семейки,
Очень тихо играют в домино,
Пресс качают на скамейке,
Открыто подвальное окно.

Кипит картошка в пойке,
Из хлеба лепят птичку,
Прибинтуют картофельные дольки,
Мастырщик съедет на больничку.

Полсотни с лишним бедолаг
Разводит по понятиям смотрящий,
Нет хамства, стычек, драк,
Спокоен котел бурлящий.

Двадцать восемь шконарей,
По двое на шконку,
Каждый хочет поскорей
Переехать в осужденку.

Упал, отжался – в путь,
Приказ связной доставил,
Взять волыну не забудь,
Идет игра без правил.

Стрелки были на неделе,
Свистели рядом граммы,
Есть отметина на теле,
Есть на сердце шрамы.

Кровь обрызгала рубашку,
Силуэт очерчен мелом,
Душа сегодня нараспашку,
Душа простилась с телом.

В руке зажат кленовый лист,
Был шаг последний лишний,
Перед совестью он чист,
Ждет к себе Всевышний.

Братва простилася с бойцом,
Был тягостным обряд,
Белели многие лицом,
Отводили в небо взгляд.

В этом мире нет святых,
За место в жизни – драки,
В разговорах важных и пустых
Только денежные знаки.

Свободой опьяненная братва
Рвалась наверх из нищеты,
Билась за свои права,
Клала к надгробию цветы.

На заросших бурьяном погостах
Колья стоят стеной,
Лежат безымянные кости,
Засыпан землей изгой.

Арестант лежит Иванов,
Номер сто двадцать один,
Умереть помогли на Покров,
Дерзкий был гражданин.

Нет лекарства на зоне,
Таблеток, наивный, просил,
Остыл на холодном бетоне,
Под симулянта, – напишут, – косил.

Свежая насыпь из грунта,
Не дождется сыночка мать,
Убили во время бунта,
Не будет других донимать.

Сиделец грешник Сапега
Под номером глух и нем,
Убит во время побега,
Меньше будет проблем.

Система сделала сукой,
Не видела в нем человека,
Подавился продажной наукой,
Убили вертлявого зэка.

Пока гниешь на кичмане,
Стоишь в отрядном строю,
Не задохнулся пока в стакане,
Прочти тюремную Библию.

По тюрьмам сидят не те,
В убитом, подавленном виде,
Был уверен в своей правоте,
Доказать пытался Фемиде.

В преданной кляксе любви
Отметал жены заказ,
Железное было алиби,
Показала защита класс.

Прокурор грузил по-полной,
В транс вошел демагог,
Гнева сжигали волны,
Просил преподать урок.

Суду хватило недели,
У правды связаны руки,
Приговоры читают в постели
Продажные, мерзкие суки.

Приговоры давно оплачены,
Фемида для вида печалится,
У ментов с судами все схвачено,
Невиновный на зоне чалится.

Честь защищает мундира
Фальшивый служитель закона,
Факты – пустая лира,
Демагогия – святая икона.

Зачем искать доказательства? –
Давно отработана схема,
Погрязла в сетях стяжательства
Судов гнилая система.

Решили давно в кулуарах,
Статьями замазали риски,
Зэк узнает об этом на нарах,
Получая в ответ отписки.

Сидит воров триумвират,
На троне будет пополнение,
Братве известен кандидат,
Ходит по камере в волнении.

Свершится скоро коронация,
Законники – криминала слуги,
Не играет роли нация,
Главное – понятие, заслуги.

Был определен смотрящим,
Напускал ментам туману,
Слывет арестантом настоящим,
Предан зоне и кичману.

Напомнит кандидат о ходках,
Вспомнит зон названия,
Где участвовал на сходках,
Какие выполнял задания.

Воры замолвят слово –
В облаках делами не витает,
У кандидата идейная основа,
Здесь случайных не бывает.

Законник – это образ мысли,
Не должность это, а призвание,
Жизнь не лишена смысла,
Криминал его название.