Иван Гусаров - КИЧЛАГ

«Вот явился спасатель,
Горький – большой человек,
Пролетарский ценный писатель», –
Шептал ему юный зэк.

«Напишите в газете и книжке –
Здесь убивают людей!»
Ничего не ответил мальчишке
Носитель марксистских идей.

Мальчик упрямый и стойкий,
К маме хотел, домой,
«Дяденька, дедушка Горький,
Возьмите меня с собой!»

Ничего не сказал светило,
Потрепал по головке юнца,
Улыбался дедушка мило, –
Не решил еще до конца.

«Дяденька, дедушка Горький!» –
Кричал наивно подросток,
Охранник, как с горки,
Бросил его на подмостки.

Уехала важная свита,
Заключенным суровый удел,
Пропустят всех через сито,
Мальчика ждет расстрел.

Умирает усталый писатель,
Соловки потонули в тумане,
Счастья вечный искатель,
В утопии прожил, в обмане.

В ладони лежит конфета –
Прислал незабвенный вождь,
Пролетарская песенка спета,
С крыши капает дождь.

Не написал в газете и книжке
Как казнили невинных людей,
Не помог бедняге мальчишке,
Не ушел от бесовских идей.

Умер главный гуталинщик,
Вождь бессменный и стальной,
Умер страшный карантинщик, –
Прихлебатели подняли вой.

В зонах от радости рыдали,
Ждали справедливых перемен,
В кабинетах выли от печали,
Не снимали Сталина со стен.

Притихли резко командиры:
Какой укажут путь?
Вежливыми стали конвоиры,
Показав гнилую суть.

Восстала пятьдесят восьмая,
Прессовали политических по-полной,
Встрепенулась армия большая,
Понеслись по зонам волны.

Начались сидячие бунты,
Страх не сковывал сознание,
Примеряли на Севере унты,
Готовилось Норильское восстание.

Рабочие урезать смены,
Отменить запрет на переписку,
Нескоро будут перемены,
Нескоро выдадут расписку.

Только диктора не стало,
Началась борьба за власть,
Не вырвано ГУЛАГа жало,
На волю шла блатная масть.

Через годы откроются ворота,
Изменится в политике погода,
Выйдут из затхлого болота
Бывшие враги народа.

Ломаю корку хлеба,
Кормлю залетных птиц,
Улетают птицы в небо,
Птицам нет нигде границ.

Летят, порхают пташки,
Приготовил много корма,
Разложил крошки на бумажке,
Промыл перловки зерна.

Поклевали птицы зерна,
Быстро разлетаются,
Не надо птицам горна,
Они рано просыпаются.

Залетают на минуту птицы,
Я на годы залетел,
Им на месте не сидится,
Птах последний улетел.

Птицам нет нигде преград,
Только кенар в клетке бьется,
Я свободе тоже рад,
Там мне места не найдется.

Прилетит большая стайка,
Приведет тоска по лету,
Не убудет хлеба пайка,
Птицы сели на диету.

Осень клонится к закату,
Засыпает до весны природа,
Мы бы взяли пташек в хату,
Да дороже им свобода.

Я родился в стране лагерей,
От мамы узнал про этапы,
Время, лети поскорей,
Я очень скучаю без папы.

В черном, глубоком овраге
Веренице не видно конца,
Узнала мать из бумаги
О гибели мужа, отца.

Не высохнут матери слезы,
С коркою черного хлеба
Сидел я под сенью березы,
Смотрел в ненастное небо.

В стране, где забыли о Боге,
Сплошное стоит ненастье,
Костями мостили дороги
Ради всеобщего счастья.

Я живу в стране лагерей,
Тоже пошел по этапу,
Время, лети поскорей, –
Мой сын дожидается папы.

Живуч наследственный ген,
Он родился в темной неволе,
Не увидит душу рентген,
Не разложит душу на доли.

Ген затухает в сознании,
Код обостренный, опасный,
Преступник мечется в здании,
Не находит выход запасный.

Иду по звонку на свободу
Всем вопреки пересудам,
Тяжело объяснить народу,
Что был случайным верблюдом.

Времени нет во Вселенной,
Время родилось в уме,
В жизни драчливой и бренной,
Чтоб сроки давить в тюрьме.

Уйду путем обмирания
Вверх по высокой лестнице,
Все материальны старания
В лоне природы-кудесницы.