Дмитрий Гольденберг - Антипоэзия. Стиходелии разных лет

А не остановится, так пускай дальше катится
Так, как предсказывала предсказательница,
Так, как предвидела провидица, пускай и сбудется,
Именно так, как судьбе заблагорассудится.

Жизнь моя – девчонка-проказница.
Смерть моя – старуха-процентщица.
А какая, в сущности, разница?
Безделица, дело копеечное.

Чисто выбритое коленце —
Это моя голова,
Вымытая слезами
И обмотанная в полотенце,

Истекающая словами,
Израсходованная на слова.

Реальность, завинченная штопором – это сталь
Открытки, посланной Сальвадором Дали.
Параллельно-перпендикулярная магистраль
Сквозь пустошь Марокко в центр Земли.
Тысячелетние камни по обе стороны магистрали.
Горячий сирокко, холодный мистраль
И тело ползущей гремучей змеи,
Снизу вверх, по диагонали…

Глядят со стен причудливые золотые маски,
Им отвечает красная свеча из канделябра снизу.
Отключен ток, мертвы часы и телевизор,
Беснуются в твоем мольберте краски.

Твой труп лежит недвижно на ковре, самоубийца.
При взгляде на него становится не по себе и муторно.
В лице – спокойствие и завершенность без надрыва.
Висит на вене шприц – огромный кровопийца.
И кожа в синяках и шрамах перламутрова,
Как жемчуга Персидского Залива.

К тебе
Прижался я, сперва совсем несмело,
Теряя над собою власть.
Твоим безудержно желанным телом
В последний раз попользовался всласть,
Наперекор судьбе.

Кокетливая дама полусвета, полутьмы.
Помады жир и драные колготки.
Аристократка ты в обличье уличной кокотки,
Приёмное дитя столичной кутерьмы.

Простоволосая, сидишь на кухне в стареньком халате,
При тусклом свете лампочки ты куришь чай и пьёшь траву.
Седая, старая, прогалины во рту.
Культяпками копаешься в салате.

Порою вспомнишь о былых забавах,
Театрах, кавалерах, кутежах.
Зудит натужно почерневший пах,
Когда-то потрудившийся на славу.

Жизнь перевёрнута прочитанной страницей,
Надежды – в журавлином косяке.
И лишь в твоём горбу, как в кулаке,
Клокочет сердце пойманной синицей.

Посеребрён снегами Город Печальных Лун.
Анахроническое следствие времён,
Беззубым ртом он тщетно ищет звуки
Когда-то им возлюбленных имён.

Седой, слепой, потерянный колдун
Зажат в объятья ядерной зимы.
Дрожат его слабеющие руки…

Висят на башнях чёрные хоругви —
Застиранные рубища и юбки
Его навеки победившей тьмы…

Клейкая лента лет.
В те времена, когда…
Королевство позолоченных эполет…
Августейшее «да»,
Низведённое к плебейскому «нет»…

Вниз по реке, лёжа в лодке, глядя в бездонное небо…
Птица парит в облаках высоко, громко жужжит цикада.
Цель, направление, определённость – спасибо, не надо.
Прошлое, настоящее, будущее – спасибо, не треба.

Изредка пронесется над пашней
всеведующая птица.
Что видно ей сверху? – наши
друг за другом следующие лица.

Изредка пронесётся над полем боя, глядь —
снова роем свои окопы,
Ей демонстрируя не что иное, блядь,
как наши коленопреклонённые жопы.

Изредка пронесёт эту птицу
свежим помётом по статуям наших вождей.
Им не укрыться, потом – не отмыться
даже столетьем кислотных дождей.

Стань сном, сатанея мужественным апломбом, Саломея!
Осклабься саблями, затряси персями, заверти пляской своей Варфоломея.
К его тусклому рылу подштанниками своими тяготея,
Ему раскрывает секрет за секретом твоя огнедышащая галантерея,
С долей лукавства и с долей к тебе приложившего рук брадобрея.
Сегодня к Варфоломею перекочует твоя гоноррея.

Мудрствующий, бодрствующий, безмолвствующий,
Внемлющий, дремлющий, общеобъемлющий,
То ли витийствующий, то ли волхвующий,