Алексей Михайлов - Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Стадо младенец пригнал к незаметному гроту

И затащил в глубину, ухватив за хвосты,

«Можете впасть ненадолго, коровки, в дремоту,

Но не мычите тревожно, боясь темноты!

29

Двух из коров похититель оставил снаружи —

Знал он, что люди приносят их в жертву богам.

Кроме того, возжелал он мясного на ужин,

Но поспешил на луга, к возведённым стогам…

Свежей травы мальчуган притащил в грот укромный,

Чтоб не мычал, а питался похищенный скот.

К зеву пещеры придвинут был камень огромный,

Только потом вспомнил он про голодный живот…

30

Гнал двух коров мальчик той же пустынной дорогой,

К гроту родному спешил неуёмный шалун,

Отмель залива вилась серебристой миногой,

Вскоре узрил похититель знакомый валун.

Быстро развёл он огромный костёр на утёсе,

Освежевал двух коров заострённым кремнём,

Ловко разделал их туши на ровном откосе,

И укрепил это мясо над жарким огнём.

31

Вытащил мальчик припрятанный панцирь хелоны

И положил у большого костра на гранит:

«Видно, клевали сию черепаху вороны,

Край полусферы ударами клюва пробит…»

Он постучал кулачком по броне осторожно:

«О! Этот панцирь издал замечательный звук!

Кажется мне, что играть на безделке возможно,

Лишь выбивай кулачками ритмический стук!»

32

Он посмотрел на рога и кишки в размышленье,

Вымыл и то, и другое в солёной воде:

«Надо сейчас проявить небольшое уменье —

Вместе сплести всё, как ветки на птичьем гнезде».

С панцирем сделать ему оставалось немного,

Даже про мясо забыл, размышляя, шалун.

Установил на броне два изогнутых рога,

И приспособил кишки на рога вместо струн.

33

Тронул неспешно струну рукодельный воришка,

Следом другую и третью щипнул «волопас»:

«Из-за игрушки моей разовьётся интрижка,

Если я выставлю панцирь такой напоказ…»

Досыта мяса поев, он спалил остальное,

Жаркий костёр погасил, заливая водой,

И устремился вернуться на ложе родное,

Явно довольный игрушкой и вкусной едой.

34

Спрятав за камнем изделье из дара хелоны,

Мальчик поспешно улёгся на место своё.

Вдруг пробежали пугливо пред входом муфлоны,

Будто охотилось рядом с пещерой зверьё.

Это Плеяда спешила в обитель с корзиной

И напугала нечаянно горных козлов,

В гроте заметила, пахнет домашней скотиной,

Но обошлась без излишних вопросов и слов.

35

На малыша посмотрела – тот спал безмятежно,

В тонких пелёнках, как прежде, завёрнут был он,

Только успела погладить наследника нежно,

Как потревожил прекрасную мать Аполлон…

36

«Лебеди видели мальчика, гнавшего стадо!

Майя, я знаю доподлинно, это был он!»

«Тихо, Зевсид Лучезарный! Шуметь здесь не надо —

Не нарушай ты ребёнка двухдневного сон!»

«Спит однодневный воришка? Смешно мне до колик!

Мной на четвёртые сутки убит был Пифон!

Вон как от страха трясётся твой сын, словно кролик!» —

Не унимался во гневе своём Аполлон.

38

Майя на ложе ребёнка взглянула мгновенно,

Ткани дрожали, как листья осин на ветру:

«Ты напугал моего малыша, несомненно!

Разве пошёл бы гулять он в такую жару?»

Феб, отстранив титаниду, приблизился к ложу:

«Как перенёс, интересно, малыш этот зной? —

Сдёрнул пелёнку с него, как змеиную кожу. —

Видишь, Плеяда? Смеётся твой сын надо мной!»

39

«Слышит младенец, напрасны твои обвиненья!

Ты для ребёнка, Зевсид, оказался смешон!»

«Нет, титанида, я быстро развею сомненья!» —

На руки взяв малыша, закричал Аполлон.

«Где ты, воришка, припрятал скотину из стада?

Думаешь, смог замести дерзкой кражи следы?

Знай, не обманет меня показная бравада,

Не вызывай с первых дней между нами вражды!»

40

Мальчик от братских упрёков заплакал притворно:

«Нет, я не крал! Ты не верь в клевету лебедей!»

И обмочил обозлённого брата задорно,

Бросив на ложе мальчишку тот, крикнул: «Злодей!»

Феб повернулся с досадой к пещерному входу,

Чтоб посмотреть на вершины белеющих гор,

И произнёс: «Потеряет ребёнок свободу —

Будет Зевесом наказан обманщик и вор!»

41

«Быстро в пелёнки оденься, ребёнок двухдневный!

К Зевсу, великому богу, пойдёшь ты со мной!»

«Нет, не пойду! – слышал Феб голосишко плачевный. —

Я слишком мал уходить из пещеры родной!

Ты посмотри, брат, на ножки мои беспристрастно!