Елена Федорова - Вверх по Меконгу (сборник)

– Ты прекрасно знаешь, Луиза, что я не такой, как все, – укоризненно проговорил Джованни, вновь перейдя на «ты». Она с любопытством глянула на него. – Я – художник. Я – человек, умеющий видеть чуть больше, чем другие. Я – творец истории. Мы творим нашу историю. Нам есть над чем поразмышлять вместе здесь и сейчас.

Он сделал несколько шагов к озеру, резко обернулся и заговорил с большим жаром:

– Да, мы испытываем такие же чувства, как все остальные люди, живущие на планете Земля, но разве это плохо? Это обогащает нас. Меня, по крайней мере, это возвышает. И я счастлив, что именно вы… ты, Луиза, разбудила во мне любовь, зажгла огонь страсти, заставила смотреть на мир другими глазами. Мы должны быть вместе… – он потер виски и сказал с придыханием:

– Я хочу, чтобы мы были вместе…

– Мы будем с тобою вместе. Я стану петь тебе песни, я буду звонко смеяться, ты станешь мной восхищаться… – прошептала Луиза, почувствовав, как сердце разбилось вдребезги. Сотни осколков вонзились в каждую клеточку ее тела, причинив невыносимую боль.

Слушая мелодию цыганского танца, Луиза думала о странных жизненных переплетениях, о неслучайности случайных встреч и взглядов, о закономерности чередования добра и зла, о том, что прозрение порой приходит слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить, но можно попытаться, как Феникс возрождаться из пепла, чтобы обрести душевное равновесие и, отыскав истину, попасть в седьмое измерение.

В распахнутое окно влетел букетик васильков, перехваченный золотой ленточкой, к которой была привязала записка. Луиза подняла цветы и выглянула на улицу. Под ее окнами стоял профессор музыки Лоренцо Браманте с прижатой к груди шляпой.

– Доброе утро! – пропела Луиза.

– Вы прочли записку? – спросил он.

– Читаю, – ответила она, развернув листочек, на котором торопливым почерком было написано: «Прошу прощения за все, что я вам наговорил. Жаль, что с годами мы не мудреем, а глупеем. Снимаю шляпу перед вашим талантом. Сраженный наповал Лоренцо Браманте».

Луиза улыбнулась и побежала вниз, перепрыгивая через две ступени. Она прижалась к изумленному профессору, поцеловала его руку с тонкими музыкальными пальцами, создавшими не одно удивительное произведение, и зашептала:

– Вы – замечательный, редкий человек, Лоренцо. Это я должна снять шляпу перед вашим талантом. Это мне следует просить у вас прощения за свою дерзость…

– Нет, нет, Луиза, не вам, а мне, – смахивая непрошенную слезу, проговорил профессор. – Благодаря вам я вновь почувствовал в себе мощный прилив творческих сил, непреодолимое желание создать новое музыкальное произведение. Вам я могу сказать, что я не писал несколько лет. Не мог, не получалось. Вы разбудили во мне впавшее в летаргический сон творчество… Я здесь, потому что хочу… – он смутился, сделал какой-то нелепый жест и сказал:

– Соблаговолите принять мое приглашение. Я бы хотел, чтобы вы услышали мой новый музыкальный цикл «Луиза».

– Ваш цикл начинается с цыганского танца? – хитро улыбнулась Луиза.

– Да, – растерянно проговорил он. – Откуда вы знаете?

– О..! – воскликнула она. – Я знаю так много, дорогой Лоренцо, что порой мне становится страшно самой от своего знания, от понимания неизбежности происходящего, неотвратимости предначертанного.

– Но разве это возможно? – недоверчиво глядя на нее, спросил он.

– Вам ли, человеку, слышащему звуки вселенной, задавать подобный вопрос? – сказала Луиза глядя в его глаза. Он поспешил отвести взгляд.

Соседский мальчик заиграл цыганский танец. Вначале музыка звучала робко, несмело, словно мальчик пробовал свои силы. А когда понял, что все может, музыка зазвучала уверенно и бодро. Луиза закружила профессора и запела: