Елена Федорова - Вверх по Меконгу (сборник)

– Я всегда так говорю, – улыбнулся он. – Вы не согласны со мной?

– Может ли улететь в воздух то, чего нет? – ответила она вопросом на вопрос. Он рассмеялся.

– Вы правы. В пустоте может растворяться лишь пустота. Форму может обрести лишь то, что имеет смысл. «Вначале было Слово»… Верно, верно… чтобы мои мысли материализовались, нужно говорить! Вы поможете мне осуществить мою мечту?

– Попробую сделать все, что в моих силах, – проговорила она, улыбнулась и выкрикнула в темное пространство зрительного зала:

– Попробую сделать все, что в моих силах!

В зале раздались аплодисменты. Луиза удивленно посмотрела на режиссера. Он порывисто обнял ее, поцеловал в лоб и закружил.

– Луиза, вы чудо! Теперь я на все сто уверен, что наше безнадежное дело будет успешным! Мы не пойдем в мир, мир сам придет к нам. Сам, понимаете, Луиза! Придет, чтобы увидеть Феникса, возрождающегося из пепла. Возрождение будет ежедневным, потому что у нас будут идти гениальные пьесы, в которых будут заняты гениальные актеры, будет звучать гениальная музыка и…

– Я думаю, что нам придется установить в фойе театра зев правды – Ла Бокка дела Верита, чтобы в театре никто не посмел кривить душой, – проговорил загорелый мужчина в ярко-красной рубахе, белоснежных брюках и парусиновых туфлях. Он поднялся из зрительного зала и замер на краю сцены.

– Джованни! – воскликнул Паоло Умберто, рванувшись к нему. – Познакомься с Луизой Мацони, создательницей замечательных песен любви, тоски, сожаления и надежды, которые нас с тобой гипнотизируют.

– Я бы сказал, что песни нас завораживают, – улыбнулся Джованни.

– Да, – согласился режиссер. – Луиза, позвольте представить вам известнейшего художника, непревзойденного мастера, обворожительного красавца Джованни Виченцо.

– Не трудись так, дружище, мы знакомы, – сказал Джованни, подмигнув Луизе. – Мы встречались в… на Кампо де Фьори.

– На площади цветов? – воскликнул режиссер, удивленно глянув на Луизу. – Что вы там делали?

– Покупала фрукты, – сказал она первое, что пришло ей в голову.

– Я так и знал, что вы не скажете мне правды, – проговорил Паоло Умберто, укоризненным тоном.

– Я напишу обо всем в своей пьесе «Фонтана делле Тортаруге», – пообещала Луиза.

– Черепаший фонтан! – обрадовался режиссер. – Это удивительное, многообещающее название, моя дорогая. Считайте, что я его уже одобрил и утвердил. А тебе, Джованни, я заказываю сделать гипсовый фонтан подобный Черепашьему фонтану в Риме, созданному великим ювелиром Таддео Ландини.

– Я постараюсь сделать фонтан лучше, чем Ландини, – сказал Джованни.

– Лучше, чем Ландини пытались сделать многие, – похлопал его по плечу Паоло Умберто. – Подобное соревнование позволило создать шедевры, которыми мы сегодня восхищаемся. Мало того, все эти шедевры стали неотъемлемой частью архитектуры наших городов. Высокое искусство сегодня приносит нам пользу, доставляет радость и не воспринимается слишком серьезно.

– Сегодня все воспринимается слишком несерьезно, – проговорила Луиза.

– Но это не должно вас огорчать, дорогая, – обнял ее за плечи Паоло Умберто. – Главное – это ваше восприятие мира. У вас свой путь, свои ценности, которые непременно понадобятся другим. Поверьте, пройдет несколько лет, и все встанет на свои места, уверяю вас…

Сколько раз Луиза слышала подобные уверения и скептически улыбалась. Ей не оставалось ничего иного, как соглашаться с собеседником. Зачем ему было знать, что ее надежда давно мертва и покоится под сотней мраморных плит, поднять которые способно только чудо. Но в современном мире чудес не бывает. И она, Луиза, знает это лучше других. Правда после встречи с художником Джованни Виченцо ее уверенность слегка поколебалась. То, что она стала слышать стихи, уже можно было отнести к разряду чудес, но она не спешила восторгаться, боясь неизбежного разочарования.

Луиза продолжала аккуратно записывать в тетрадь подслушанные у вселенной строфы и складывать их в замысловатый рисунок. Здесь была и осеняя медь листьев, и полупрозрачность весеннего сада, и нежные звуки любви, и тоска об ушедшем…

Об ушедшем Джованни Арагоне Луиза думала все чаще и чаще.

– Почему он не сказал мне правды? Почему сбежал, оставив меня в Риме одну? – спрашивала она себя, но не могла ответить. Ответ знал только он, предавший ее, отказавшийся от нее, испугавшийся ее любви.

– Возможно, моя вершина оказалась для него недосягаемой. Он не смог, не захотел подниматься, прекрасно зная, что я не стану спускаться вниз. Не стану… Он оставил меня среди облаков, а сам скатился к подножию, чтобы оттуда смотреть на меня… Нет, чтобы не видеть меня за облаками, – Луиза вздохнула. – Ему было плохо на вершине. Он боялся смотреть вниз, в свой привычный мир, который сверху выглядит убогим и незначительным. Ему хотелось вернуться туда, где этот мир вновь приобретет свои краски, станет казаться огромным и блистательным. Он нашел единственный выход – предательство. Жаль. Мне было хорошо с вами… Интересно, сколько времени потребуется вам, мой милый предатель, чтобы понять, какую несусветную глупость вы совершили? – Луиза улыбнулась. – Я знаю, что когда-нибудь вы будете стоять передо мной на коленях, моля о прощении. Вы даже не будете знать, что я вас давным-давно простила, потому что безумно любила вас, Джованни Арагон. А безумно нельзя любить никого. Любовь должна быть возвышающей, потому что любовь – совокупность совершенства. Но можно ли достичь совершенства в несовершенном мире? Нет. Однако нам следует пытаться…