Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Ярилось море, с пеной у рта
Доказывая правоту разбега.
Ответом ночная была немота,
Ответом была кипарисов нега.

Гордились волны. Молился Крым,
Садов черноту к небесам простирая.
Я был участником этой игры –
В Гурзуфе. В детстве. В осколке рая.

И кто-то с небес взглянул свысока.
И первая – с них низошла строка.
И следом – с моря – вскипела вторая.

Я был в виноградной кенасе,
Средь гроздьев и мраморных плит,
В том склепе великих династий,
Где сердце поёт и болит:

Ликует о близости Божьей,
О зреющих золотом днях –
И плачет, что некому больше
Читать на священных камнях…

Как смешаны сладость и горечь,
Рыданье – и цокот подков!
За Буквами Жизни – Фиркович
Объехал десятки веков.

И как ни кляла, ни корила
Слепая толпа мертвецов,
От Луцка проплыл до Каира,
Бессмертью вглядевшись в лицо.

Пещеры и веры обрыскав,
Он Вечность отыскивал в них,
А Вечность таилась в обрывках
Старинных пергаментных книг.

Вкруг Божьего слова философ
Пчелой озарённой летал,
И в странствиях старческий посох
Свеченьем очей расцветал…

…Во взглядах тревога и горечь,
Сквозь речи – безверье сквозит,
Но брови сдвигает Фиркович –
И жезлом расцветшим разит.

Ты свитков священные вести
В нагорные тропы скрути:
Ведь смерть настигает на месте,
Бессмертие – только в пути!

Гора свой взор на море бросила,
Взглянула Вечность на «сейчас» –
И розой встала Феодосия,
Густой красы своей дичась.

Свой терпкий запах, словно зов – кому
Ты шлёшь сквозь даль-аквамарин:
Собрату бури – Айвазовскому,
Иль валу, вспененному им?

Кому хвала: широт рыдателю –
Сознанью смертному в Крыму –
Иль моря Чёрного Создателю,
В его глядящемуся тьму?..

Рождённый в бешенстве агоний,
Он свет на звёзды раздробил –
И вот века везут в вагоне
И не кончается Сибирь.

Так, отнимаемо-дарима,
Жизнь вручена – и не дана,
И стон от Крыма до Нарыма
Перекрывает времена.

Сколько крестов в этих рамах!
Сколько оконных крестов!
В незаживающих ранах –
Жизней несчётных исток.

В ранах смертельных Голгофских,
В непреходящем былом –
Всё: от рыданий до плоских
Шуток за чайным столом –

Всё навсегда коренится.
И созерцать я готов
Жизней-окон вереницы,
Рамы стекольных крестов.

А за крестом за оконным
Движется скрытно семья,
Светлым-древесным-спокойным
Тихо себя осеня –

Лиственной верою вешней
В то, что и смерть не страшна,
И нисходя под навершье
Крестно-могильного сна.

Гасят свечу: «Мы воскреснем,
Стеблем взойдёт перегной!..»
…Крест! Но движением резким
Вдруг открывают окно…

…Шаткий разум двух свечей.
Мы – друг друга. Дом – ничей.

В полумраке вспомнят нас
При свечах в полночный час.

А быть может, вспомним мы
Посреди всемирной тьмы.

Фитильки. Любовь и страх.
Мы придём в других телах.

Свечи тел и тени дней.
Жизнь короче – тень длинней…

Ты – в центре мирозданья, ибо Время
Сгустилось и очнулось, мыслью став
В тебе. Отсюда – счёт ему и мера.
И как бы там Коперник и другие,
Стократ его умножившие ложь,
Над нами ни смеялись, помещая
В масштаб всё меньший (карлик – лилипут –
Соринка – точка – атом и ничто),
Стараясь человека запихнуть
На самый край и вытеснить из взора
Того, Чей образ в нём запечатлён, –
Слова их станут прахом. В центре Солнца,
В средине Бытия – навеки ты,
Поскольку ты – Любовью – в сердце Божьем!

И Вечность от тебя свой бег стремит,
Непреходящим прошлым разрастаясь,
Мамврийским дубом детства твоего.
Вот почему прадедовская подпись
Куда древней аттических монет
И финикийских стёклышек сознанья.
А достающий до звезды, гунявый,
Хромой и сумасбродный Сумароков
Первей Авесты и правее Вед…
А если нет – подпрыгивай, крутись,
Вертись и отрекайся с Галилеем!